– Если вы сможете выманить старого пса из конуры, то людей, чтобы покончить с ним, я для вас найду.
Ишри разглядывала Монцу, как сама она могла бы разглядывать муравья.
– И после его кончины, если вы сможете купить Тысячу Мечей, я предоставлю вам деньги.
Если, если, если… Но Монца, в общем-то, идя сюда, и на это рассчитывать была не вправе. С той же легкостью ее могли вынести с этой встречи вперед ногами.
– Тогда, считайте, дело сделано. С нежданными спутниками…
– Действительно. Бог вас воистину благословил. – Ишри вызывающе зевнула. – Пришли искать одного друга, уходите с двумя.
– Везет мне, – сказала Монца, не испытывая ни малейшей уверенности, что уходит хотя бы с одним.
Она повернулась к выходу, скрипнув каблуками по истертому мрамору. Только бы удалось выйти, не пошатнувшись…
– Еще одно, Меркатто!
Монца оглянулась. Рогонт стоял возле стола с картами уже в одиночестве. Ишри исчезла так же внезапно, как и появилась.
– Ваши позиции слабы, и поэтому вы вынуждены заигрывать с сильными. Я понимаю. Вы такая, какая есть, – человек безрассудно храбрый. Мне подобного не дано. Но и я такой, какой есть. Чуть больше уважения в будущем, думается мне, пойдет на пользу нашему союзу отчаявшихся.
Монца изобразила реверанс.
– Ваше великолепие, я не только слаба, но и совершенно ничтожна.
Рогонт медленно покачал головой.
– Надо было этому моему офицеру все-таки вытащить меч да и проткнуть вас.
– Вы на его месте так бы и поступили?
– Увы, я – нет. – Он снова уставился в свои карты. – Я бы напросился на еще один плевок.
Ни богат, ни беден
Ни богат, ни беден
Беззвучно ступая по обшарпанному коридору, Шенкт тихонько мурлыкал себе под нос. Почему-то все никак не удавалось точно вспомнить мелодию. Ту песенку, что пела ему сестра, когда он был маленьким. Он еще помнил солнечные блики, игравшие у нее в волосах, окно за спиной, лицо, сокрытое тенью. Хотя это было так давно, что картинка успела выцвести, как дешевые краски на солнце. Сам он петь никогда особо не умел. Но песенку эту все же напевал, представляя, что сестра вторит ему, и на душе становилось теплее.