Он ткнул в их сторону копьем, когда они с Трясучкой перешли с рыси на шаг, и соратники его мигом взяли на изготовку арбалеты, мечи и топоры.

– Кто идет?..

Она откинула капюшон.

– А ты как думаешь, Секко?

Язык ветерана тут же примерз к нёбу, копье в руке безвольно опустилось. Монца с Трясучкой беспрепятственно миновали пикет и вскоре оказались в лагере, обитатели коего уже проснулись и приступили к обычным утренним ритуалам, готовясь к выступлению. Несколько человек лишь бросили мимолетный взгляд, когда они двинулись по тропе, верней, по широкой полосе грязи между палатками. Еще несколько вытаращили глаза. Заторопились следом, встали вдоль тропы, держась, правда, на расстоянии. До Монцы донеслось:

– Это она.

– Меркатто.

– Живая?..

Она ехала мимо них совсем как раньше – расправив плечи, задрав подбородок, с презрительной усмешкой на устах, не глядя по сторонам. Словно для нее они были ничто. Словно она была существом высшего порядка. А про себя не переставала молиться об одном – только бы они не поняли того, чего никак не могли понять на самом деле, но вдруг… От страха у нее сосало под ложечкой.

Вдруг поймут – она сама не знает, что делает, и нож способен прикончить ее так же верно, как любого другого человека…

Но никто с ней не заговорил и тем более не попытался остановить. Наемники в большинстве своем трусы похлеще даже, чем обычные, мирные люди. Убивают лишь потому, что для них это самый легкий способ добывать средства к существованию. Наемники в большинстве своем знать не знают, что такое верность, изначально. И командирам своим не преданы, не говоря уж о нанимателях.

На это-то она и рассчитывала.

Палатка капитан-генерала с красным флажком, болтавшимся тряпкой на верхушке центрального шеста, державшего небрежно натянутый, местами провисший холст, стояла на возвышении посреди большого расчищенного участка. Монца пришпорила коня, поднимаясь к ней, стараясь ничем не выдать волнения, от которого сжималось горло. Старая, хорошо знакомая игра. Выкажи хотя бы тень страха – и все пропало.

Соскользнув с седла, она небрежно обмотала поводья вокруг тонкого ствола молодого деревца. Обошла привязанную кем-то здесь же козу, приблизилась к входному пологу. Нокау, гуркский изгнанник, охранявший палатку капитан-генерала еще во времена Сазина, выпучил на нее глаза, забыв даже обнажить свою кривую саблю.

– Закрой рот, Нокау. – Монца на ходу поддела рукой в перчатке его отвисшую челюсть – аж зубы клацнули. – Ждешь, пока птичка гнездо совьет? – И, откинув полог, вошла.

Тот же стол, только карты на нем других земель. Те же флаги на стенах, часть которых завоевана ею у Душистых Сосен, на Высоком Берегу, в Масселии и Каприле. И то же кресло, разумеется, выкраденное, по слухам, Сазином из обеденного зала сезалийского герцога в тот день, когда была основана Тысяча Мечей. Оно стояло на двух ящиках, дожидаясь задницы нового капитан-генерала. Ее задницы, если будет благосклонна судьба.