Только Малой по-прежнему стоял, не в силах сделать ни шагу, и глядел на неподвижную девочку, в открытых глазах которой застыло по маленькой луне. А в следующий миг левое плечо ему обожгло, словно в кожу втравили горящую головешку. Мальчик упал, растянулся на земле. От страха и боли даже не сразу смог перекинуться, а когда смог, серой тенью метнулся прочь.

Лес превратился в запахи и смерть. Ярец мчался, унося в плече стрелу. Он петлял и кидался, прыгал из стороны в сторону, не понимая скудным детским умом, что никто за ним— подранком— не гонится, что стрелять в такой чаще, да еще в темноте— дело зряшное. Страх гнал и гнал его.

А когда пригнал обратно к пещерам— едва живого, покрытого пеной и кровью, горизонт уже начал светлеть.

— Ярец! — Батя подхватил его на руки, гладя измученную морду. — Малыш…

Он никогда не говорил так ласково. И волчонок заплакал. От облегчения и страха. Потому что знал: следом за ним бежит девочка с луной, блестящей в зрачках, и стрелой, засевшей в горле. И бежать она за ним будет всякую ночь и всякий день, въяве и во снах. И она никогда не умрет. И не оставит его в покое. Потому что он виноват перед ней, и эту вину не искупить.

— Серый! — Вожака волколаков рывком развернули куда-то в сторону. — Он уходил не один. Где остальные?..