Дивен повернулся:
Дивен повернулся:
— Уйди.
— Уйди.
Оборотень в ответ с пониманием кивнул.
Оборотень в ответ с пониманием кивнул.
…Детей похоронили в овраге. Горе выпило силу, высушило души, но нельзя долго скорбеть и предаваться отчаянию— не выживет Стая. И вот Осененные Лебяжьих Переходов собрались после погребальной тризны в доме Звана. Дивена звать не хотели, но он пошел сам. А теперь сидел молча, будто окаменевший.
…Детей похоронили в овраге. Горе выпило силу, высушило души, но нельзя долго скорбеть и предаваться отчаянию— не выживет Стая. И вот Осененные Лебяжьих Переходов собрались после погребальной тризны в доме Звана. Дивена звать не хотели, но он пошел сам. А теперь сидел молча, будто окаменевший.
— Так что делать будем? — негромко спросил Новик. Он был в Стае Звана уже много лет, и за эти годы заслужил славу ровного нравом и мудрого суждениями мужчины.
— Так что делать будем? — негромко спросил Новик. Он был в Стае Звана уже много лет, и за эти годы заслужил славу ровного нравом и мудрого суждениями мужчины.
— Я не верю Серому, — вдруг глухо отозвался Дивен. — Злобы в нем много. И рожа больно хитрая.
— Я не верю Серому, — вдруг глухо отозвался Дивен. — Злобы в нем много. И рожа больно хитрая.
— Мне он тоже не по сердцу, — отозвался эхом Мирег. — Чего дети туда с его волчонком подались?
— Мне он тоже не по сердцу, — отозвался эхом Мирег. — Чего дети туда с его волчонком подались?
— Потому и подались, что дети, — ответил Ставр. — А то ты себя не помнишь…
— Потому и подались, что дети, — ответил Ставр. — А то ты себя не помнишь…
— Я-то помню. Но они сроду из Пещер не бегали. А тут как пришел этот псеныш, так и… Да еще вспомни, Серый на стены не кидался, когда паренек его к Хранителям отошел.
— Я-то помню. Но они сроду из Пещер не бегали. А тут как пришел этот псеныш, так и… Да еще вспомни, Серый на стены не кидался, когда паренек его к Хранителям отошел.
— Он ему не кровный был, — пояснил Ставр.
— Он ему не кровный был, — пояснил Ставр.