Светлый фон

А поутру вышли и ахнули от увиденного. Распластанные в грязи волколачьи туши, грязная и уставшая Лесана с обагренным кровью мечом, стрелы, то тут, то там торчащие из земли и заборов, взрытая могучими лапами земля…

Лишь теперь перестали соотчичи мерить дочь Юрдона на обычную девичью мерку. Поняли и впервые поглядели не с любопытством, не с осуждением, а с почтением и благодарностью.

И когда она — грязная и уставшая — сухо отдавала команды мужикам, бабы испуганно жались к заборам, во все глаза глядя на дохлых волков. До полудня люди гнули хребты, скользя в грязи и лужах, выносили оборотневы туши прочь из веси. Осененного со стрелой в затылке Лесана для верности оплела наузом, чтоб в посмертии не вздумал подняться.

За околицей вырыли ямину, свалили туда поганых тварин, закидали землей и камнями. А потом еще кольев осиновых вбили. Толку в том не было никакого — все одно не подымутся, но Лесана не стала об этом говорить — раз уж так людям спокойнее, пускай тешатся. Ее заботой был Тамир да еще пленник, сидящий в родительской клети и наделавший переполоха в доме, когда Лесана о нем рассказала.

— У нас? В клети? — испуганно хлопал глазами отец.

— Он не вырвется, не бойтесь. Просто двери не открывайте.

Они и не открывали. Даже из дому в ту сторону не ходили. А уж как Невежь гудела от такого известия… Млада же с Юрдоном были хотя и испуганные, однако такие гордые, словно сами поймали мерзавца.

Но старшая дочь об этом не знала. Все утро она провела около колдуна — вливала в него Дар, да без толку. Не становилось ему ни лучше, ни хуже. К вечеру девушка уже падала от усталости, поэтому, наспех помывшись в чуть теплой бане, она налила в миску щей и отправилась проведать пленника.

Тот дремал, удобно устроившись на ворохе старых мешков.

— На, — Лесана поставила перед оборотнем миску, положила ломоть хлеба и ложку.

Волколак открыл глаза, отливающие в темноте зеленью.

— Спасибо. — Он придвинул миску и начал неторопливо есть.

Девушка наблюдала. Наконец полонянин отложил ложку и внимательно поглядел на Охотницу.

— Что делать со мной будешь?

— В Цитадель повезу. Рожу тебе тряпкой обмотаем, будешь днем за лошадьми бежать. Вот только дорога наладится…

Он в ответ хмыкнул:

— Как скажешь.

— Зовут тебя как?

— Лют.

— Что ж ты, Лют, пошел людей жрать? Вроде ж не Дикий?