К ним подошёл Баратол с двумя бочками под мышками:

– Поднимай задницу, женщина. Ветер сейчас благоприятный, так что чем быстрее двинемся, тем лучше.

Скиллара отдала кузнецу честь и встала:

– Вот, Резчик, сразу видно, кто главный. Наблюдай за ним, слушай и учись.

Даруджиец потрясённо уставился на неё.

Скиллара точно знала, что он думает: Но ты же только что говорила…

Я говорила другое, мой юный любовник. Мы, люди, противоречивые существа, но переменчивости не стоит бояться, как и вообще переживать из-за неё. Подумай о тех, кто жаждет постоянства, и ты поймёшь, что они все тираны или скоро ими станут. Они насаждают свою волю тысячам, жене, или мужу, или ребёнку. Не бойся противоречий, Резчик, это верный признак разнообразия.

Чаур держал руль, а Резчик с Баратолом занимались парусами. День был ясный, ветерок – свежий, и их каракка так легко перекатывалась с волны на волну, будто само дерево желало нестись вперёд. Иногда нос корабля нырял вниз, поднимая брызги, и Чаур смеялся от незамутнённой радости бытия, как ребёнок.

Скиллара устроилась в средней части судна и потянулась, подставляя лицо тёплому, но не жаркому солнышку.

Мы идём на каракке по имени «Скорбь», с мертвецом на борту. Которого Резчик хочет доставить до места последнего упокоения. Геборик, знал ли ты, что на свете есть такая верность – и до неё рукой подать?

Когда Баратол проходил мимо и Чаур снова рассмеялся, девушка заметила ответную улыбку на потрёпанном, покрытом шрамами лице кузнеца.

И вправду, благословенны эти звуки. Этот смех так удивителен и так нужен нам, он и его невинность…

Онрак Разбитый осознал, что с возвращением некоторых человеческих качеств задумался о несовершенстве жизни. Не то чтобы он питал иллюзии на этот счёт. На самом деле имасс вообще не питал никаких иллюзий. Ни в чём. Но, несмотря на это, Онрак не сразу понял, что странные внутренние метания на самом деле – ощущение… нетерпения.