– Все наши планы… наши интриги, обманы… будто всего лишь силой наших намерений мы можем сохранить всё, что окружает нас, в неизменности, в ожидании нашего шага, нашего слова.

– Боги…

– Да, я знаю. Но это, – Тавор кивнула в сторону востока, – не их рук дело.

– Разве?

– Это слишком разрушительно, солдат. Ни одна сторона конфликта не отчаялась настолько… пока что. А теперь, – пожала плечами адъюнкт, – даже игры богов меркнут по сравнению с тем, что происходит.

– Адъюнкт, – заявила Апсалар, – вам недостаёт веры.

– Неужели? Во что же?

– В нашу выносливость.

– Возможно.

Но Апсалар чувствовала, как её собственная вера тает, сжимается до одной лишь мысли – которая сама по себе не внушала надежды. Но даже так. Одна мысль. Это… это было ожидаемо. Кем-то. Должно было быть.

Кто-то знал, что это случится.

Большинство людей были слепы, желая того или нет. Но были и зрячие.

Итак, мой проницательный друг, пора бы тебе что-нибудь предпринять. И быстро.

Наконец приковылял Ормулогун вместе с жабой – и с огромным кожаным свёртком в руках. Жаба обречённо, но удовлетворённо ныла что-то о чокнутых художниках и жестоком мире. Ормулогун споткнулся и упал прямо под ноги Парану, из-за этого свёрток раскрылся и его содержимое рассыпалось вокруг – в том числе и деревянные основы для карт, большинство из которых были пусты.

– Ты едва начал! Худов дурак!

– Совершенство! – взвизгнул Ормулогун. – Вы сказали…