Я догадывалась, что Каден ко мне неравнодушен, да он и не делал из этого тайны: только по этой причине я и была до сих пор жива. Но я пока не могла понять, насколько он неравнодушен. Зато в глубине души я знала, что и мне, хоть я сама того и не желала, Каден тоже был небезразличен. Не убийца, а тот юноша, которого я знала по Терравину, тот, кто привлек мое внимание сразу, едва переступил порог таверны. Спокойный, с загадочными, но такими добрыми глазами.

Я вспоминала, как танцевала с ним на празднике, как он обеими руками держал меня за талию, как осторожен он был в высказываниях. Но только не в ту ночь, когда заявился ко мне в кибитку пьяным. Тогда спиртное развязало ему язык, и он выложил все без утайки. Заплетающимся языком, сентиментально, что было на него не похоже, но ясно. Он любит меня. И об этом мне поведал варвар, посланный меня убить.

Я легла на спину, глядя в безоблачное небо, чуть более синее и ясное, чем вчера.

Да понимает ли он, что такое любовь? Но, если уж на то пошло, а сама-то я понимаю? Даже мои родители, кажется, не понимали этого. Я заложила руки за голову вместо подушки. Возможно, для любви и нет одного правильного определения. Может, в любви не меньше оттенков, чем у небесной синевы.

Интересно, думала я, когда у него зародилось чувство ко мне – уж не тогда ли, когда я лечила ему плечо? Я вспомнила странное выражение его лица, когда я коснулась его – как будто никто раньше не был с ним ласков. Если в прошлом его окружали только такие, как Гриз, Финч и Малик, это и неудивительно. Конечно, они были по-своему преданы друг другу, но их свинцовая суровость никак не напоминала ни ласку, ни любовь. А эти шрамы у него на груди и на спине! Такое могли сотворить только жестокие дикари. И все же Каден каким-то образом научился доброте. И даже нежности. Иногда она проступала из-под его маски. В нем как будто уживались два человека – фанатично преданный Венде убийца и кто-то совсем другой, кого держали взаперти, под спудом, такой же узник, как я.

Я встала, собираясь вернуться в стан, и, начав отряхивать юбку, увидела идущего в мою сторону Кадена. В руке он держал корзину. Я пошла ему навстречу.

– Вот, Рина приготовила утром, – он протянул мне корзину. – Велела отнести тебе.

Каден? У Рины на побегушках? Не верится. После той пьяной ночи, когда он ворвался ко мне и уснул в моей carvachi, Каден был особенно предупредителен. Возможно, ему все же было знакомо чувство стыда.

В корзине оказались три запеченных в хрустящем тесте яблока.