Я прикрыл глаза, проклиная себя. Почему я не прикусил язык, почему нельзя вернуть сказанное? Когда я снова открыл глаза, Лия по-прежнему смотрела на меня. Из ее кулака высыпались последние песчинки.

– Лия…

– Каден, как это было? Когда ты принял решение не убивать меня?

Голос ее звучал ровно, мягко. Естественно. Она просто хотела знать и до сих пор не выдернула свою ладонь. Будто забыла ее в моей руке.

Я хотел соврать, уверять ее, что никогда не планировал убийства, сказать, что я вообще никогда не убивал – взять всю свою жизнь и переписать ее несколькими словами лжи, солгать ей, как я уже делал сотни раз. Но ее пристальный, изучающий взгляд не отпускал меня.

– В ночь накануне твоего отъезда, – заговорил я. – Я был в вашем с Паулиной доме, стоял у твоей кровати, пока ты спала… смотрел, как бьется жилка у тебя на горле… держал нож в руке. Я пробыл там дольше, чем нужно было, а кончилось тем, что я убрал нож в ножны… Вот тогда я и решил окончательно.

У нее чуть задрожали ресницы, но на лице ничего не отразилось.

– Не в тот день, когда я перевязала тебе плечо? – спросила она. – Не когда мы танцевали? Не тогда…

– Нет. Только в ту самую ночь.

Лия кивнула и медленно убрала пальцы из моей руки. Потом отряхнула ладонь от налипших песчинок.

– Sevende! – позвал Финч. – Кони готовы!

– Идем! – крикнул я в ответ и вздохнул. – Финчу не терпится домой.

– Разве не всем вам? – удивилась Лия. Ее голос снова приобрел жесткость. Она резко повернулась и пошла к лошадям. Она не сказала ничего больше, но я почувствовал: в этот раз она предпочла бы, чтобы я солгал.

Глава шестьдесят вторая

Глава шестьдесят вторая

Мы покинули лагерь до восхода солнца. Венданцы сказали, что хотят до темноты добраться до следующего пункта, и больше ничего не объяснили. Я могла только строить догадки – видимо, причина в том, что не все дикие звери, о которых рассказывал Каден, так уж пугливы. Мы сделали изрядный переход по огромной равнине, казавшейся бесконечной, – лишь изредка, нарушая ее монотонное однообразие, на плоскости появлялся какой-нибудь бугорок или чахлая рощица.

Высокая трава доходила лошадям почти до брюха. Проехав совсем немного, я ощутила какое-то стеснение в груди. Странное предчувствие сдавило мне виски. Я решила не обращать на это внимания, но через две мили поняла, что не могу больше с этим бороться, и, часто и тяжело дыша, остановила коня. Это путь доверия. Предчувствие не было моей собственной мыслью и не имело ничего общего с тревогой из-за того, что меня против воли тащат неведомо куда по забытым богами землям. Я почувствовала и осознала: со мной происходит что-то мистическое, если не магическое. Что-то клубилось в воздухе.