Светлый фон

Еще в прошлой жизни я натренировала для таких случаев специальное выражение лица: брови изгибаются, приподнимаясь, уголки губ чуть кривятся, взгляд становится недоверчивым.

Если бы у выражений лица была четкая классификация, это можно было бы смело отнести к «ты давно проверялся на вменяемость?».

Наследие пришло с тех времен, когда новобранцы рейнджерского корпуса дружно шагнули в пубертат, и к вялой травле дочери капитана добавились периодические попытки вытащить ее на свидание. Я уже не помню, какая награда ожидала бы победителя в этом споре.

Но вряд ли Марко с кем-то на что-то поспорил.

– Почему ты сказал это? – прищурилась я.

– Потому что так считаю, – пожал плечами ирриданец, как будто ничего особенного не произошло. – Ты красивая, как для человека. Объективно. Хорошо развита физически, достаточно сильная и гибкая, у тебя дефицит пигмента, отвечающего за твой окрас – а это, если я не ошибаюсь, генетическая редкость. Белая кожа и оранжевые волосы считаются красивыми даже у меня дома. Думаю, там ты сразу же обзавелась бы поклонниками.

– Спасибо за такое объективное мнение… – я помолчала, не зная, куда мне девать полученную информацию, настолько это было неуместно, неконструктивно… но совсем не нужно ли? Недолго думая, я склонила голову набок, пристально разглядывая Марко. – Знаешь… Думаю, для ирриданца ты тоже, хм, достаточно горяч.

Интересно, он понял, что это сарказм? Стоило ли здесь быть саркастической – откуда мне знать, какие из ирриданских страшилищ могут считаться симпатичными? Не обиделся ли он?

Но Марко явно не собирался обижаться. Уголки его губ слегка приподнялись.

– О, – протянул он, окидывая меня довольным взглядом, – ты и не представляешь, насколько.

Мы смотрели друг на друга долгие несколько секунд, молча, не мигая. А затем одновременно рассмеялись. Смех у Марко оказался глубоким и низким, даже приятным; ирриданцы, в конце концов, смеялись так же, как люди.

Я чувствовала себя менее паршиво, чем за весь этот месяц. Возможно, это был мой первый искренний смех за последние несколько лет. Возможно, с учетом всего произошедшего, сейчас я была счастливее, чем долгое время до этого.

И когда понимание сформировалось окончательно, я почувствовала дрожащий холодок, пробежавший у меня по спине.

На девятилетие родители устроили мне праздник. Мама несколько месяцев засиживалась допоздна у себя в отделе, чтобы смоделировать для меня парк аттракционов в зале симуляций.

Парк получился совсем маленьким – тогда суперматерия была исследована гораздо хуже, чем теперь. Но я была неописуемо счастлива любовно выстроенным из простых полигонов батуту, качели и карусели, которая на каждом парном обороте спотыкалась из-за небольшой программной ошибки. Еще у аттракционов были не самые реалистичные текстуры, но в девять лет мой парк казался мне чем-то совершенным. В детстве многие вещи кажутся лучшими, чем они есть.