Перемены
Сила воспоминаний вырубила меня всерьез и надолго. Той ночью прошлое вернулось ко мне во всей красе, заставив снова испить горькую чашу до дна. Когда я очнулась, за окнами царила кромешная тьма. Утро, ночь – непонятно. Из проигрывателя лился мелодичный мотив песни «Врать грешно».
У меня в загашнике хранилась уйма воспоминаний. Мэллоуновские восстания, потеря отца, бесконечные унижения от одноклассниц. Однако из всего многообразия я предпочла показать стражу тот жуткий вечер, когда меня отверг любимый человек. Вроде бы мелочь, эпизод, но это было моим единственным нормальным, «живым» воспоминанием. Первый секс в подворотне со случайным знакомым. Первый и последний раз, когда мне разбили сердце.
Никогда не верила в романтическую чушь про сердца. Моя вера зиждилась на духах и лабиринтах. На них строились реальность и мой заработок. Но в ту ночь сердечной боли мне хватило сполна. Впервые пришлось признать, что у меня все же есть сердце и оно может болеть. Причинять немыслимые страдания.
Теперь я стала старше, повзрослела, а с возрастом люди меняются, становятся мудрей. Наверное. Но той наивной девчушки, отчаянно тянущейся к крепкому мужскому плечу, больше нет. Я давно превратилась в оружие, марионетку в чужой игре. До сих пор не знаю, что хуже.
В камине еще горел огонь. Отблески пламени освещали темный силуэт у окна.
– С возвращением.
Я промолчала.
Страж обернулся.
– Ну давай. Тебе наверняка есть что сказать, – вырвалось у меня.
– Нет, Пейдж. – После короткой паузы он продолжил: – Ты думаешь, что поступила глупо. Полностью согласен.
Я потупилась:
– Мне просто хотелось, чтобы… чтобы…
– Чтобы тебя заметили, – кивнул он, глядя на огонь. – Теперь мне ясно, почему это воспоминание так тебя тревожит. В нем кроется твой главный страх – страх, что у тебя за душой нет ничего, кроме дара странницы. Единственная часть тебя, которая по-настоящему ценится. Другие части ты утратила еще в Ирландии. Потому и тянешься к Джексону Холлу, хотя тот обращается с тобой как с вещью. Для него ты лишь телесная оболочка с уникальным содержимым. Бесценный дар в человеческом обличье. Но Ник Найгард открыл тебе глаза. В ту ночь, когда тебя отвергли, ты взглянула в лицо своему главному страху – что тебя никогда не оценят как человека, как совокупность качеств. Только как диковинку. Тебе не оставили иного выбора, как отдаться первому встречному, который знать не знает о странниках и прочем. Вот и все.
– Не вздумай меня жалеть, – прошипела я.
– Я не жалею, но очень хорошо понимаю, каково это – хотеть, чтобы тебя принимали как есть.