– Не буду, – пообещала я, выпуская фантом.

Один удар – и охранник без чувств распластался в луже. Все получилось легко, даже голова не заболела. Конверт с деньгами благополучно перекочевал в карман моей куртки.

В полном одиночестве я переступила порог самой жуткой лондонской трущобы. Духи почтительно расступились, пропуская меня вперед.

Ворота открывались в узкий проулок. По лицу струился пот, щеки пылали.

На ум пришли рассказы Джексона о примитивах. Гаруспики с их гаданием на останках животных. Остеоманты, копошащиеся в горелых костях. Гематоманты с их слабостью к человеческой крови; дримиманты, подпитывающие свой дар чужими слезами. Окуломанты были одержимы глазами, даже если те шли отдельно от тела. Джексон до смерти застращал Элизу историями о Жнеце, легендарном антропоманте, который рыскал по катакомбам, выслеживая юных девушек, потом сдирал с них кожу и расчленял, а на останках предсказывал смерть очередной жертве.

Это просто байка, успокаивала я себя. Обычная история из тех, что рассказывают на всех углах. Городская легенда, не более того.

Но где гарантии, что всякая легенда – выдумка?

Над тлеющим костром висела плотная завеса из серого дыма. Меня замутило от вони. К запаху серы и лопнувшей канализации примешивался дух горелого мяса. По сравнению с этим трущобы Шиола – просто королевский дворец. Мусор грудами свален у дверей, в ручейках мутной воды плавают отбросы. Куда ни наступи, повсюду рыбные кости и дохлые крысы. В гнетущей тишине пронзительно каркнул ворон.

Как легко заблудиться в паутине убогих улочек… В проулке рядом с переполненной канализацией стояла древняя колонка, роняя капли мутной воды на тротуар. Распахнулась дверь, и в проеме возникла худая как скелет женщина. Я интуитивно отпрянула в тень и попыталась получше разглядеть незнакомую ауру. За три года, проведенные в Синдикате, мне ни разу не приходилось сталкиваться с примитивами. Хрупкой, почти прозрачной рукой женщина потянула за рычаг, но взамен получила лишь струйку черной жижи. Тогда несчастная опустилась на колени и принялась жадно черпать воду из лужи. Утолив жажду и облизнув грязную пятерню, она заковыляла в дом.

Дорога узкой лентой тянулась вдоль высоких несуразных построек без крыш и окон. Мои сапоги ступали по мутным ручьям в хлопьях белой пены. Тошнотворный запах бил в нос. Сайену следовало сжечь эту клоаку к чертям собачьим еще сто лет назад.

За закрытыми дверями ощущались ауры, но ничего похожего на затравленную, до смерти перепуганную Рот-до-Ушей. Кроваво-красный диск солнца уже опускался за горизонт, когда моему взору предстала широкая по здешним меркам улица.