После сеанса доктор Крэндон столь благоговейно говорил о материализации, будто это он сам породил эти проявления и выделял телеплазму.

«Да уж, без его влияния на Марджери тут не обошлось», – полагал Гудини, но он был единственным членом комиссии, ставшим персоной нон грата на Лайм-стрит, и потому не мог коснуться липкой руки Уолтера или засвидетельствовать выделение эктоплазмы. И поскольку коллеги тоже подвергли его остракизму (и даже отказывались предоставлять ему отчеты о сеансах), Гудини обратился к частным сыщикам, журналистам и друзьям Крэндонов за информацией.

Многое ему рассказал Куинси Килби – финансовый директор Бостонского театра, историк по образованию и знакомый Крэндонов. Когда псевдоним Марджери впервые появился в газетах, именно Килби рассказал Гудини о ее настоящем имени. За несколько месяцев до разоблачительной статьи в «Геральд» о прошлом Марджери Килби подозревал, что Мина на самом деле не принадлежит высшему обществу. Он был уверен, что она никогда не обучалась в престижном женском колледже. Ее выдавал едва заметный сельский акцент и особая грубоватость, проявлявшаяся после пары стаканов виски с содовой. Да и руки у нее не были нежными, как у истинной леди, и Кирби чувствовал, что она не побоится их замарать. Даже ее эктоплазма была не прозрачным легким веществом, как ожидалось, хотя Дингуоллу все равно хотелось продемонстрировать публике эту загадочную субстанцию.

«Меня уже ничто не удивляет в Марджери, – писал Гудини Килби. – Женщина, готовая вытащить мертвого брата из могилы и порочить его память на людях, только чтобы добиться славы, ни перед чем не остановится». Сколь бы очаровательной она ни казалась и каким бы образованным ни был круг ее друзей, Гудини считал, что что-то злое происходит на Лайм-стрит. Учитывая влияние ее покровителей и настроения ее последователей, Гарри полагал, что Марджери плетет против него какой-то коварный заговор. «Я только что получил письма с предупреждением о том, что готовятся сделать со мной Марджери и спиритуалисты», – говорил он Килби. Гудини опасался, что все дело его жизни пойдет прахом, если он вдруг умрет, а Марджери продолжит проявлять свои способности. Даже провокационный цикл статей Гудини, намекал Король побега, не раскрывал всех мрачных подробностей их противостояния. Гарри не хотел, чтобы его версия событий была утрачена или искажена после его смерти медиумами, утверждавшими, что они связались с его душой в астрале. «Я запишу все, что случилось со мной в Бостоне, чтобы правда была когда-то явлена миру», – писал Гудини своему другу Шоу, коллекционеру из Гарварда.