Светлый фон

У меня это заняло семь дней — все, от начала до конца.

Как?

Во-первых, у меня был мотив. Другие студенты могли позволить себе не спешить в учебе — их родители или покровители оплачивали расходы. Я же вынужден был в артной быстро подниматься по рангам, чтобы начать зарабатывать деньги собственными проектами. Плата за обучение уже не была приоритетом — им стала Деви.

Во-вторых, я был очень умен. Чрезвычайно умен.

И наконец, мне везло. Просто и незатейливо.

 

С лютней за спиной я ступил на лоскутный ковер крыш главного корпуса. Стояли темные облачные сумерки, но я уже хорошо знал дорогу. Я держался жести и дегтя, зная, что красная черепица и серый кровельный сланец предательски скользят под ногой.

В какой-то момент перестройки главного корпуса один из двориков оказался совершенно изолированным. В него можно было попасть, только вылезая из высокого окна в одном из лекционных залов или спустившись с крыши по корявой яблоне.

Я приходил сюда, чтобы попрактиковаться в игре на лютне. Мое место в гнездах не слишком подходило для этого. Не только потому, что музыка на этой стороне реки считалась фривольной, но и потому, что моя игра могла поссорить меня с соседями по комнате, которые спали или занимались. Поэтому я приходил сюда. Это место было наилучшим: уединенное и практически рядом с домом.

Кусты разрослись, и газон превратился в буйство сорняков и цветущих трав. Но под яблоней стояла скамейка, прекрасно мне подходившая. Обычно я приходил поздно вечером, когда главное здание стояло запертым и пустым. Но сегодня был теден, и, значит, если я быстро пообедаю, у меня будет почти час между занятием Элксы Дала и работой в артной. Куча времени для практики.

Однако добравшись до дворика, я увидел огни в окнах — лекция Брандье затянулась.

Поэтому я остался на крыше. Окна в лекционный зал были закрыты, и было не много шансов, что меня услышат.

Я прислонился спиной к ближайшей трубе и начал играть. Минут через десять огни в окнах погасли, но я решил остаться здесь, а не терять время, спускаясь во двор.

Я был где-то на половине «Тима — десять стуков», когда солнце выскользнуло из-за туч. Золотой свет залил крышу, скатываясь тонкой струйкой во дворик.

И тогда внизу я услыхал шум — внезапное шебуршание, как от испуганного животного. Затем послышалось что-то другое, не похожее на шуршание белки или кролика в кустах. Это был жесткий звук, металлический удар, как будто кто-то уронил тяжелый железный прут.

Я перестал играть — неоконченная мелодия продолжала звучать в голове. Может быть, внизу меня слушал другой студент? Я положил лютню обратно в футляр, подошел к краю крыши и заглянул вниз.