— Что это был за постыдный выпендреж? — вопросил Вилем, как только она ушла.

— Что? — переспросил я.

— Что? — передразнил он меня. — Как ты можешь притворяться таким тупым? Если бы столь красивая девушка смотрела на меня хотя бы одним глазом так, как она смотрела на тебя двумя… Мы бы уже сняли комнату на двоих, так скажу.

— Да мы с ней просто поболтали, — запротестовал я. — Она спрашивала, не покажу ли я ей несколько аккордов для арфы, но я так давно не играл на арфе.

— И еще долго не будешь, если станешь упускать таких красоток, — прямолинейно заявил Вилем. — Она делала все, чтобы как-нибудь за тебя зацепиться.

Сим наклонился ко мне и положил руку на плечо — лучшая поза заботливого друга.

— Квоут, я собирался поговорить с тобой на эту же тему. Если ты не смог понять, что она тобой заинтересовалась, то ты должен признать возможность того, что ты невозможно туп, когда дело касается женщин. Ты не подумывал о священничестве?

— Да вы оба напились, — возмутился я, пытаясь скрыть румянец. — Вы не заметили из нашей беседы, что она дочь городского советника?

— А ты не заметил, — тем же тоном ответствовал Вил, — как она смотрела на тебя?

Я знал, что прискорбно неопытен с женщинами, но не хотел в этом признаваться. Поэтому я отмахнулся от друзей и встал с табурета.

— Что-то я сомневаюсь, что быстрая возня за стойкой — именно то, чего она хотела. — Я выпил глоток воды и расправил плащ. — А теперь пойду найду свою Алойну и выскажу ей глубочайшую благодарность. Как я выгляжу?

— Да какая разница? — спросил Вилем.

Симмон коснулся его локтя.

— Ты что, не видишь? Он замахивается куда выше, чем какая-то советницкая дочка с глубоким вырезом.

Махнув рукой, я отвернулся от них и направился в переполненный зал.

Я не имел ни малейшего представления, как ее найти. Какая-то глупая романтическая составляющая моего существа полагала, что я узнаю ее, как только увижу. Если она хоть вполовину такова, как ее голос, она должна светиться в темном зале, как свеча.

Но пока я так думал, моя более мудрая составляющая шептала в другое ухо.

«Не надейся, — говорила она. — Даже не смей надеяться, что какая-нибудь женщина может гореть так же ярко, как голос, певший партию Алойны».

Голос мудрой части не успокаивал, но отрезвлял. Я научился внимать ему на улицах Тарбеана, где он помогал мне остаться в живых.

Я прошел по первому этажу «Эолиана», ища сам не зная кого. Иногда люди улыбались или махали мне. За пять минут я увидел все лица, какие мог, и поднялся на второй этаж.