Почти все прочие дома в городе — построенные из грубой древесины, с крышами из кедровой дранки — жались поближе к земле. Трактир, однако, выглядел весьма респектабельно: высотой в два этажа, с оштукатуренными стенами и красной глиняной черепицей на крыше. Там просто обязан был найтись кто-то, побольше знающий о свадьбе.
В трактире сидела лишь горстка людей — неудивительно, ведь страда была в самом разгаре и оставалось еще пять или шесть часов дневного света. Я напустил на лицо как можно более встревоженное выражение и направился к стойке, где был трактирщик.
— Извините, — сказал я. — Мне очень неприятно вас беспокоить, но я кое-кого ищу.
Темноволосый трактирщик отозвался привычно хмуро:
— И кого?
— Мою кузину, — объяснил я. — Она была здесь на свадьбе, и я слышал…
При слове «свадьба» хмурое лицо трактирщика совершенно закаменело. Двое мужчин, сидевших за стойкой чуть поодаль, отвернулись. Я чувствовал, как они стараются не смотреть в мою сторону. Значит, все правда: случилось что-то ужасное.
Трактирщик вытянул руку вперед и впечатал пальцы в стойку. Я целую секунду пытался понять, зачем это, пока не заметил, что он касается железной головки гвоздя, загнанного в доски стойки.
— Дурное дело, — коротко ответил он. — Больше ничего не скажу.
— Пожалуйста, — взмолился я, подпуская в голос еще тревоги. — Я навещал семью в Темфолзе, когда дошел слух о том, что случилась какая-то беда. Там все заняты уборкой последней пшеницы, так я пообещал, что схожу сюда и узнаю, что за беда такая.
Трактирщик смерил меня взглядом с ног до головы. Он мог выпроводить охотника за новостями, праздного зеваку, но не мог отказать мне в нраве узнать, что случилось с моей родственницей.
— Наверху есть одна из тех, кто там был, — коротко сказал он. — Не отсюда. Может быть, твоя кузина.
Свидетель! Я открыл рот, чтобы задать еще один вопрос, но трактирщик покачал головой.
— Я ни шиша об этом не знаю, — отрезал он. — И не собираюсь, так-то. — Он отвернулся, внезапно заинтересовавшись пробками своих пивных бочонков. — Наверху, в дальнем конце коридора, слева.
Я пересек зал и поднялся по лестнице, чувствуя, как все они отвернулись. Их молчание и тон трактирщика объяснили, что человек, сидевший наверху, был не одним из многих, а единственным. Единственным выжившим.
Я прошел в конец коридора и постучал в дверь, сначала тихо, потом громче. Затем открыл дверь — медленно, чтобы не напугать того, кто находился внутри.
Открылась узкая комната с узкой кроватью. На ней лежала женщина, одетая, с перевязанной рукой. Ее голова была повернута к окну, так что я видел только профиль.