Чувствуя, как меня охватывает паника, зная, что истекают последние секунды моей земной жизни, я в третий раз ударила по банке молотком. И снова ничего не получилось.

– Нет, таких криворуких я еще не встречал, – изумленно вытаращился на меня череп. – Двухлетний ребенок и то бы эту банку разбил. Причем с первого раза.

– Заткнись! – прорычала я. – Ты сам предложил мне воспользоваться этим дурацким молоточком, разве нет?

– Но я же не думал, что тебе даже такую игрушку поднять не под силу. Предупреждать надо.

– Мне никогда не доводилось разбивать призрак-банки! Откуда мне было знать, что серебряное стекло настолько прочное?

– Так позови кого-нибудь на помощь! Вон хоть того дохлого таракана! У него и то лучше получится!

– Послушай, а почему бы тебе просто не заткнуться, а?!

– Прелестно, прелестно, – сказала наблюдавшая за нашей беседой Марисса. – Однако всему приходит конец. Прощай, Люси. Сейчас ты умрешь, а я отправлюсь посмотреть, как Иезекииль будет сдирать плоть с твоих дружков. Когда будешь умирать, подумай о том, что ждет твоего ненаглядного Энтони.

– Есть другой вариант, – произнес новый голос. – Можно сэкономить время и покончить со всем прямо здесь и сейчас.

Марисса резко обернулась. Дух тоже повернулся, правда немного медленнее и сердито шевеля своими щупальцами. Я подняла голову, хотя и так знала, кого увижу сейчас перед собой. Я надеялась на эту встречу. Я смертельно ее боялась.

Двери в холл были распахнуты, и на пороге стоял Локвуд.

26

26

По правде сказать, как Локвуд он не выглядел. Я имею в виду – не выглядел тем Локвудом, каким мы привыкли его видеть – в элегантном длинном пальто и слегка тесноватом, в обтяжку, темном костюме. Сейчас пальто на Локвуде не было, оно давно исчезло в водовороте наших недавних приключений, а от костюма остались рваные, грязные, прожженные эктоплазмой лохмотья. Дыр в рубашке Локвуда было больше, чем в волейбольной сетке, а если говорить в целом, то на Безжалостной Красавице в ее восточном наряде и то, наверное, было больше ткани, чем сейчас на Локвуде. Остаток пиджака на одном плече Локвуда слегка дымился, а от разорванного огромными острыми когтями рукава на другой руке вообще, можно сказать, ничего не осталось. На глаза свалилась грязная, серая от соли и сгоревшего магния прядь волос. Лицо Локвуда было опухшим и очень бледным. Короче говоря, таким я Локвуда еще никогда не видела, и то, как он выглядел сейчас, мне совершенно не нравилось.