Стемнело. И воздух чуток освежился. Ветер, слабо набегая со стороны рукотворной пустыни, попахивал протухшей рыбой. Над высыхающим беловодским морем полыхали густо разбросанные созвездья, похожие на крупную морскую соль, проступившую на небосводе. В бескрайнем высоком покое был слышен тот призрачный звон, что навел однажды поэта на блистательную мысль: «Ночь тиха, пустыня внемлет богу и звезда с звездою говорит».

Только разве к этой безобразно-горестной пустыне обращался человек в те времена? И в страшном сне, и в самой страшной сказке никто не мог себе представить в прошлом и сотой доли грандиозного разбоя, захлестнувшего сегодняшнюю Русь!..

Варяги, золотоордынцы, пасынки, а вслед за ними и сыновья, забывшие родство, – почему и откуда не иссякает в ваших чёрных жилах клокочущая ненависть и злоба к Матушке-Руси?.. То ли застряла она костью в горле у какого-то прожорливого дьявола, то ли дорогу перешла она кому?.. А если так – здесь виноватых нету: иди своим путём, любезный, и на чужой каравай рот не разевай – зубы обломаешь ненароком; история доказала это не однажды, и ещё докажет, не дай бог.

20

Одиночество!.. Не каждый тебя любит и далеко не всякий готов тебе оду пропеть. Сладкая мука твоя и весёлая каторга не для многих, а только для избранных – смелых и сильных пустынников…

Прошло четыре года, а Боголюбову показалось – все четырнадцать прошли, коль не четыреста. Он много читал, много думал и, как большинство людей, живущих напряженной внутренней жизнью, выглядел теперь значительно старше своего возраста: глубокие морщины, глаза безмерной грусти, бородка с проседью, а голова совсем седая – словно солью запорошила здешняя пурга, винтами ходившая по дну высыхающего моря.

Изредка – железным громом! – вездеход Волохи Звонарёва появлялся на маяке. Парень продукты привозил, газеты, книги и всевозможные устные новости «с большой земли». Седого смотрителя Волоха стал дедом называть; Боголюбов сначала сердился, а потом лишь усмехался в бороду.

По заказу «деда Болеслава» привезённый из города маленький школьный глобус находился теперь на столе – посреди комнаты. Жёлтой краской Боголюбов отмечал на глобусе движение сухого потопа. Закрашивал пересыхающие реки и озера беловодской стороны. Смотрел издалека и печально кивал головою: зреющая дыня получалась вместо глобуса.

Медики вынуждены много писать на работе, и это входит в привычку дальнейшей жизни. Бывший доктор в большой медицинской тетради под названием «История болезни» скрупулезно регистрировал новый недуг природы:

«С верхотуры маяка – особенно летом – хорошо заметно, как далеко отодвинулось море от коренных берегов. В иных местах – на сотню километров. Соль обнажилась, пески, солончаковые пустоши… К великим человеческим деяниям на Земле прибавилось ещё одно «великое» и пока что никем не превзойденное – первая в мире (и хорошо, если последняя) рукотворная пустыня. Увы. Свершилось горькое пророчество И.И. Чистоплюйцева. Сухой потоп идёт… Вера – соседний маяк – потонула в песках. Надежда потонет не сегодня-завтра… Пророков часто объявляют сумасшедшими, но время всё расставит по местам… Ах, милый граф! Где вы сейчас? Что с вами? И где тот мальчик с Негасимою Свечой? Неужели погасили вертопрахи? Страшно!..»