Атрей лег на свою покрытую соломой лежанку и мысленно вернулся к их последнему разговору с Броком и Синдри после возвращения из Ётунхейма. Когда братья узнали, что теперь мальчику известно гораздо больше, они стали более словоохотливыми. Как выяснилось, мать однажды обратилась к ним, как последний оставшийся в Мидгарде Страж ётунов, в поисках защиты и возможности восстановить равновесие сил. Тогда же она и попросила их создать для нее топор Левиафан, равный по своей мощи молоту Мьёльниру.
Ведь, в конце концов, именно резня, устроенная Тором с помощью Мьёльнира среди ётунов, породила у них разногласия и споры, приведшие к открытому противостоянию. Атрей печально улыбнулся при мысли о том, что былые распри остались в прошлом… И о том, что родственные узы все же прочнее многих разногласий.
– Твою мать называли Лауфэй Справедливая, – заговорил вдруг Мимир, словно почувствовав, к чему обратились мысли мальчика.
Сейчас голова удобно устроилась на полке над печью, откуда могла рассматривать все помещение.
– Ты знал ее? – спросил Атрей.
– Не имел удовольствия. О Лауфэй ходили многочисленные слухи в чертогах Асгарда. О ней говорили, как о воительнице-великанше, разрушившей многие планы богов-асов. Она освободила многих, кого они поработили, кормила тех, кого они морили голодом, и вообще доставляла асам немало хлопот. Особенно сердился Тор, сетовавший на то, что ему никак не удается найти ее, чтобы сразиться. После моего пленения мне осталось только строить догадки о том, что с ней случилось и кем она стала. У тебя довольно любопытная родословная, паренек.
– Значит, она сражалась, чтобы защитить невинных от злых богов.
– Да, так и было.
Атрей надолго задумался. Кратос был доволен наступившей тишиной.
– Значит, и я должен так поступать, чтобы почтить ее память.
– Да, может и так, братишка. Но помни – в конце концов она выбрала не путь насилия. Она выбрала вас обоих. Наверное, считала, что так лучше для выживания великанов. Но у тебя свой путь.
Наконец, устав от копошащихся в его голове мыслей, Атрей закрыл глаза и поддался усталости.
Кратос прислушивался к ним молча, с интересом узнавая новые подробности о женщине, которую любил, и одобряя предостерегающий тон Мимира. Но где-то в глубине души он уже знал, какой путь выберет мальчик. В самой его природе была заложена потребность помогать людям. И если Мимир прав по поводу того, что стало с валькириями, то этому миру определенно потребуется их помощь, и как можно скорее.