– Ага, значит, так тоже можно, – сказал я, поднимая голову и сощурив глаза от слепящего света.
Постепенно я различил его фигуру. Его густые вьющиеся черные волосы спутались. Он сидел в углу, и вокруг его табурета развевались черные одежды. Лицо, хотя и было обращено немного вбок, от меня не отворачивалось, и при свете я легко смог определить его очертания. Благородное, прекрасное, в изогнутых губах не меньше силы, чем в огромных глазах.
– Он никогда мне не нравился, – мягко сказал он, поднимая брови, – однако должен сказать, что ты поразил меня. Я не ожидал, что он уйдет так рано.
Я содрогнулся. Меня охватил ужасный холод, бездушная, противная злость, возобладавшая над печалью, возобладавшая над безумием, возобладавшая над надеждой.
Я ненавидел голову в своих руках, мне хотелось ее отбросить, но она еще не умерла. Кровоточащие глазницы вздрагивали, язык метался во рту.
– Какая мерзость! – вскрикнул я.
– Он всегда говорил очень необычные вещи, – сказал черноволосый вампир. – Видишь ли, он был язычником. Ты – никогда. То есть он верил в богов северного леса, верил, что Тор кружит вокруг мира со своим молотом...
– Ты никогда не перестанешь болтать? – спросил я. – Даже сейчас необходимо это сжечь, да?
Он одарил меня очаровательной невинной улыбкой.
– Дурак ты, что сидишь в этом месте, – прошептал я. У меня безудержно тряслись руки. Не дожидаясь ответа, я повернулся и схватил новую свечу, так как прежняя погасла, и поджег волосы мертвеца. От зловония меня затошнило. Я издал звук, напоминающий плач ребенка.
Я уронил пылающую голову на обезглавленное тело. Я бросил в пламя свечу, чтобы подлить в огонь воска. Собрав остальные сбитые мною свечи, я скормил их огню и, когда тело охватил слишком сильный жар, отошел.
Мне показалось, что голова шевелится в огне, поэтому я схватил перевернутый железный канделябр и, используя его как кочергу, растер горящую массу и раздробил все, что удалось.
В самый последний момент его раскинутые руки свернулись, пальцы врезались в ладони. Надо же, жить в таком состоянии, устало подумал я и кочергой подтолкнул руки к туловищу. Костер вонял тряпками и человеческой кровью, выпитой им кровью, вне всякого сомнения, но больше человеческих запахов не ощущалось, и я в отчаянии заметил, что сделал из него костер прямо среди праха моих друзей.
Что же, это показалось мне вполне уместным.
– Хотя бы одному я за вас отомстил, – печально вздохнул я.
Я отбросил примитивную кочергу из канделябра. Так я его и оставил. Места было много. Я удрученно перешел, босиком, так как мои туфли сгорели в огне, на другое широкое свободное место среди железных канделябров, где чернела чистая на вид влажная земля, и там я лег, как раньше, не заботясь, что черноволосому вампиру теперь прекрасно меня видно, поскольку я оказался прямо перед ним.