– Очень любезно с твоей стороны. – У меня до того пересохло в горле, что было сложно произнести хоть слово. – Отпусти же меня. Ты при всем желании не сможешь представить сейчас, как долго я ждал. Я не могу стоять и беседовать с тобой, притворяясь, будто не знаю, что она в нескольких шагах от меня.

– Я могу представить, как долго ты ждал, – сказал он. – Я старше, чем ты думаешь.

Я кивнул и медленно удалился.

Я больше не мог медлить.

Я вбежал в огромный зал.

Оркестр исполнял одну из нежных, постоянно изменяющихся танцевальных мелодий, очень популярных в те времена, ничем не напоминающих энергичную музыку последующих лет, и в богато украшенной комнате мелькали сотни сияющих лиц, сотни танцующих фигур, мириады красок.

Я всматривался в счастливую толпу, медленно передвигаясь от стены к стене.

Совершенно неожиданно я увидел ее. Она не знала, что я рядом. Ее спутник не передал ей мысленного предупреждения.

Она сидела в одиночестве, наряженная в элегантное модное платье с грациозно затянутым тугим атласным корсетом и огромным пышным кринолином, а очаровательное бледное лицо обрамляли доставшиеся ей от природы коричневые волосы, зачесанные назад, причудливо уложенные и украшенные рубинами и бриллиантами.

Я прислонился к клавикордам, благосклонно улыбнувшись музыканту-виртуозу, и повернулся посмотреть на нее.

Грустное, очень грустное лицо, отрешенное, неописуемо прекрасное.

Наблюдает ли она за переливом красок, как наблюдал я? Ощущает ли ту нежную любовь к смертным, что ощущаю я? Что она сделает, осознав, что я слежу за ней?

Я не знал. Мне было страшно. Ничего нельзя утверждать наверняка, пока я не услышу звуки ее голоса. Я продолжал наблюдать. Продолжал смаковать секунды блаженства и спокойствия.

И вдруг она увидела меня. Узнала меня из сотни лиц. Остановила на мне взгляд, и я заметил, как к прекрасным щекам прилила кровь, а губы приоткрылись, произнося имя Мариус.

Я услышал ее через тонкую пелену приятной музыки.

Повторив недавний жест Бьянки, я поднес руку к губам и послал ей воздушный поцелуй.

Ее лицо отразило и грусть, и радость, а на губах заиграла полуулыбка. Казалось, мы оба застыли на месте.

Невыносимо! Почему мы позволяем, чтобы нас разделяла оглушительная тишина!

Я быстро пересек зал и поклонился ей. Я поднял ее холодную белую руку и повел танцевать, не обращая внимания на ее протесты.

– Нет, ты моя, моя, слышишь? – шептал я. – Не отталкивай меня.