Наконец Уинн Мэйфейр поинтересовался у меня очень тихим и уважительным голосом, не может ли он и остальные врачи сделать что-то для меня. Не хочу ли я теперь задать вопросы тем, кто только что опрашивал меня.

Я совершенно опешил. Никак не ожидал услышать нечто столь разумное и дрркественное. Здравый смысл советовал мне промолчать и обдумать предложение, но я не послушал его и поспешил ответить:

"Нет. Думаю, вся эта процедура уже достаточно затянулась. Полагаю, вы теперь посовещаетесь и сообщите мне диагноз?"

"Мы так и сделаем, если хотите, – ответил доктор Уинн. – И благодарны вам за то, что вы пришли".

"Вы говорите так, словно я образец какого-то редкого вида, – вспылил я, не обращая внимания на то, что тетушка Куин тихо охнула. – Для чего меня сюда привели – ради вас или ради меня самого?"

Мой резкий тон никак не подействовал на доктора Уинна – он остался по-прежнему невозмутим.

"Наша больница – одновременно и учебный центр, Квинн, – ответил он. – Здесь все взаимосвязано. Что касается вашего диагноза, то для нас совершенно очевидно, что вы не страдаете маниакальной депрессией, что вы не шизофреник и не психопат. А именно такие больные доставляют здоровым людям беспокойство".

Он поднялся из-за стола, что послркило сигналом остальным врачам, и на этот раз пожал мне руку и поблагодарил за терпение. Оба стерильных молодых человека тут же исчезли, с ними ушла и женщина, огромный унылый председатель этой команды пожелал мне удачи, а тетушка Куин ликующе заявила, что теперь мы можем подняться на крышу, в ресторан "Гранд-Люминьер", и отлично поужинать.

Гоблин по-прежнему не отходил от меня ни на шаг, и, когда мы все вместе поднимались на лифте, я чувствовал, как он меня крепко обнимает правой рукой.

Я раздумывал, как мне теперь заявить о правах мистера Нэша Пенфилда. Времени на деликатность не оставалось.

Ресторан оказался на удивление чудесным. Все дифирамбы тетушки Куин не отражали в полной мере его великолепия. Мы возвышались над всем городом, что само по себе было здорово, огромные окна с арочными сводами открывали во все стороны вид на огни Нового Орлеана. Вдоль одной стены располагалась колоннада, где можно было прогуляться на свежем воздухе. Внутри помещения в простенках между окнами висели дорогие картины в тяжелых красивых рамах – образцы живописи разных веков.

Я тут же приметил полотна голландской школы.

"Господи, мы будем обедать в окружении сплошных Рембрандтов!" – воскликнул я, обращаясь к тетушке.

"Нет, дорогой, это все подделки, или репродукции, как любит говорить Роуан Мэйфейр. Их заказали специально для ресторана. Но не беспокойся. Совсем скоро ты побываешь в Амстердаме и собственными глазами увидишь многие оригиналы".