– Но она имеет в виду, – возразила Сиврейн, повышая голос, – что он слишком слаб, чтобы противостоять воле Голоса.

– Кроме того, он достаточно древен, – ледяным тоном добавил Сет, – чтобы принять в себя Голос, а потом подставиться лучам солнца, тем самым убив множество юных вампиров. А Голосу только того и надо. Говорю же вам – Рошаманд недостаточно силен духовно.

– Но почему? – поинтересовался Луи. – За что Голос так не любит молодых вампиров?

– Они уменьшают его силу, – объяснил Сет. – Тут уж никуда не деться. Именно поэтому его телепатическая сила сейчас и возрастает. Неконтролируемое увеличение числа юных вампиров изнуряет его. Его физическое тело – это невообразимая сущность, дающая жизнь нам всем – не безгранично по размеру. – Он покосился на Фарида. Тот кивнул. – И когда отпрысков становится слишком много, он стремится выжечь их. Как именно возрастают его силы – так и остается загадкой. Более остро ли чувствует кровь Носителя? Зорче ли видит его глазами? Отчетливее ли различает звуки? Мы не знаем. Знаем лишь, что в результате массовых убийств его телепатический дар стал гораздо мощнее. Но я готов держать пари: именно он, Голос, на заре новой эры вынудил жрецов оставить Акашу и Энкила на солнце, что повлекло за собой первое Всесожжение. Именно он вынудил Акашу уничтожить стольких членов ее племени перед тем, как она очаровала Лестата для своих еще более темных замыслов.

– Ну, это уж твердо знать никак нельзя, – заметила Пандора, в первый раз за все время подавая голос, да и то застенчиво и неохотно. Она снова вытерла с глаз кровавые слезы. В ней чувствовалась какая-то пассивность, неуверенность в себе – из-за чего она словно бы терялась на фоне других вампирш, хотя ничуть не уступала им дарованиями. Одета она была в платье из мягкой индийской ткани с вышивкой, почти под стать длинному расшитому драгоценностями шервани Арджуна. – За все долгие столетия, что я общалась с ней, я ни разу не видела в ее глазах ни малейшего проблеска мысли, ничего, что могло бы быть Амелем.

– Не уверен, что ты права, – вмешался Мариус с еле заметной вспышкой раздражения. С Пандорой он постоянно терял терпение.

– Я тоже не уверен, – согласился я. – Конечно, я был с Акашей очень недолго. Но все же успел кое-что повидать – те мгновения, когда она замирала, уходила в себя, словно бы ею овладевало нечто незримое. Но мне не хватило времени узнать, что это.

Никто не стал со мной спорить.

– Но вот еще что я должен сказать, – продолжал я. – Не думаю, что Голос совершенно точно так уж неисправим. В этом отношении он такой же, как мы. Мне кажется, за последние двадцать лет Голос сделал главный шаг к совершенно новому путешествию.