Что бы это могло означать?
Сирил выскользнул в теплую ночь.
По радио, кажется, выступал уже кто-то другой – причем не очередной впавший в отчаяние юнец, со слезами взывающий к Бенджи Махмуду об утешении и помощи. Ничуть. Спокойный голос непринужденно вещал что-то о тишине и покое, что объяли «весь наш мир».
Еще до полуночи Сирил посетил тишину Пекина и тишину Гонконга.
Что разбудило его на самом деле – жажда или любопытство? Случилось что-то очень важное – такое же важное, как пробуждение Царицы много лет назад, как появление Голоса.
Все куда-то делись – все остальные!
Он перенесся в Мумбаи, потом в Калькутту, оттуда – в города Двуречья и к могучему Нилу.
Никого. Исчезли, все исчезли – все эти разнесчастные мелкие чудовища, отчаянно сражающиеся за ступеньку на лестнице, что ведет к вечной жизни.
И вот наконец в ранний час перед рассветом он стоял в древней Александрии – в огромном городе, ненавистном ему из-за того, сколько костей и крови было погребено под его каменными мостовыми в древних катакомбах, где некогда поклонялись злобной Царице, что вырвала его из жизни много-много веков назад.
Даже здесь из радио лился голос Бенджи Махмуда – только теперь уже в записи:
– Настала новая эра! Новое время. Мы – народ Тьмы, мы – Народ Вечной Жизни. Принц сказал свое слово. Принц правит нами.
Принц? Сирил что-то ничего не понимал. Какой еще принц?
Он прошел по узкой улочке, прислушиваясь к передаче, пока не оказался в маленькой темной таверне, полной ленивыми пьянчугами-смертными, легкой добычей. Ошметки всех наций. Ненавистная пульсирующая, дерганая музыка. А в углу, на грязном маленьком столике рядом с отгороженной занавеской из бусинок стенкой – компьютер, через который Бенджи Махмуд обращался к миру.
Хорошенькая смертная девчонка, затягиваясь длинной розовой сигареткой, слушала Бенджи Махмуда и тихонько смеялась. Вот она увидела Сирила.
Сирил присел рядом с ней в тени. Вонища кругом царила отвратительная, но он не задержится. Зато кровь девчонки пахла чисто. Ложь умирает в крови. Зло очищается кровью.
– Знаешь, – сказала она ему по-английски, – наслушаешься его, сам вампиром захочешь стать.
И снова засмеялась циничным гортанным смехом, поднимая стакан с желтым напитком и обливая черное платье.
– Забудь, – сказал он, целуя ее.
Когда его зубы пронзили шею девушки, она беспомощно дернулась, пытаясь оттолкнуть его.