— Он остался у главных ворот, — сказал Годрик в образе епископа, пока его люди связывали Тилвина и гвардейцев-мятежников. — На случай, если ваши сторонники осмелятся выступить против короны. Или вы вздумаете бежать.

— Бежать? — усмехнулся лорд Бритмар. — На кривых ногах быстро не побегаешь. Выходит, он все-таки предатель, этот Азо. И выходит, что я проиграл. Жаль. Обидно проиграть, когда победа была столь близко…

— Смиритесь, — сказала Эмер презрительно. — Изгнание — не самая страшная кара за ваши преступления. А вот для него, — она указала пальцем на Тилвина, — лучше смерти ничего не придумаешь.

— Мы согласны, — поддержала королева.

— Думаю, судьбу сэра Тюдды следует решить милорду Фламбару, — тихо сказал лорд Саби, но все его услышали. — Он и его семейство больше всего пострадали от преступлений, что совершил сэр Тюдда. Так будет справедливо.

— Справедливо, — тут же согласился король. — Решайте, Фламбар!

Эмер выразительно посмотрела на Годрика, но тот глядел не на нее, а на брата.

— Прошу сохранить ему жизнь, — сказал он, и Эмер возмущенно пристукнула кулаком о ладонь.

— В своем ли ты уме?! — воскликнула она. — Казнить его! Только казнить!

— Не слишком ли вы мягкосердечны? — промурлыкал лорд Саби.

Тилвин хмыкнул и лягнул гвардейца, который хотел поставить его на колени.

— Он мой брат, — сказал Годрик медленно. — И он еще может покаяться. И обрести спасение.

— Безнадежный дурак, — проворчала Эмер.

— А я вижу в этом истинное благородство, — согласилась с племянником королева, хотя мгновение назад говорила совсем иное.

— А я — ненавижу твое благородство, — сказал Тилвин, глядя на Годрика с ненавистью. — И обязательно отомщу.

Его увели, а он грязно бранился.

— Не человек, а одна лишь ложь, — сказала Эмер в сердцах.

Герцог Бритмар, который так и не снял короны, тут же произнес:

— Но и вы лгали мне. А я поверил, что дорог.

— Настолько поверили, что решили опозорить моего мужа? А потом пальцем не пошевелили, когда сумасшедший кузен пытался убить его? Странно выражаете нежные чувства, милорд, — Эмер подошла к брату короля почти вплотную, и гвардейцы почтительно расступились перед ней. — Если я и испытывала к вам приязнь, как к увечному человеку, то теперь не испытываю ничего, кроме ненависти. Вы никогда не получили бы меня, будь хоть трижды королем.