— Не расстраивайся, мой мальчик,
— Не расстраивайся, мой мальчик,
— Я бы все равно приказал бросить вас за борт. У меня нет сердца. У меня нет души. И совести у меня меньше, чем у пещерного тролля.
— Я бы все равно приказал бросить вас за борт. У меня нет сердца. У меня нет души. И совести у меня меньше, чем у пещерного тролля.
— Как бы не так! — буркнул тролль себе под нос, но я все равно услышал.
— Скажи, зачем мне выполнять какие-то глупые, сентиментальные обещания, когда они не приносят мне пользы? Неужели ты думал, что я могу вот так запросто разбрасываться кораблями? Как ты наивен!
— Скажи, зачем мне выполнять какие-то глупые, сентиментальные обещания, когда они не приносят мне пользы? Неужели ты думал, что я могу вот так запросто разбрасываться кораблями? Как ты наивен!
— Скажи, зачем мне выполнять какие-то глупые, сентиментальные обещания, когда они не приносят мне пользы? Неужели ты думал, что я могу вот так запросто разбрасываться кораблями? Как ты наивен!
После всего этого я не мог не подумать, что замоним самое отвратительное существо, какое только когда-либо встречалось мне в Замонии в моих и без того в высшей степени богатых отвратительными существами жизнях.
— Спасибо, — сказал замоним. — Очень трогательная прощальная речь. Тащите их на палубу! Приговор обжалованию не подлежит.
— Спасибо,
— Спасибо,
— Очень трогательная прощальная речь. Тащите их на палубу! Приговор обжалованию не подлежит.
— Очень трогательная прощальная речь. Тащите их на палубу! Приговор обжалованию не подлежит.
Удивительно было видеть палубу «Молоха» без привычных облаков чада и дыма. Замоним приказал остановить все машины и построить команду на палубе. При хорошей видимости, на глазах у всей команды должен был произойти акт показательной казни. Два йети принесли и установили колонну с замонимом. Хор исполнил национальный гимн Замонии, в котором слово «Замония» было заменено на «замоним» и явствовали другие смысловые корректировки.
Остальные строфы были еще глупее.