– Магистр Пейлхук и его юные помощники. Магистр Агриппа впустил их сюда около часа назад…

– Магистр Агриппа здесь? – Кровь застыла у меня в жилах. Я надеялась, что он все еще на балу.

– Да. После его возвращения сюда прибыли какие-то мужчины. Магистр Агриппа впустил их, и они пошли прямиком в крыло для слуг. Магистр Пейлхук ждал в коридоре, пока его люди зашли в комнату. Рук начал с ними бороться. Я пыталась помочь, но тут случилось самое странное… Вся комната потемнела. Они кричали, словно не могли оттуда выбраться. Тогда магистр Пейлхук приставил нож к моему горлу. – Лилли всхлипнула, ее грудь часто вздымалась. – Сказал, что убьет меня, если Рук не пойдет с ними. Мрак испарился, и Рук позволил им увести себя. Я хотела помочь, но они очень грубо обошлись со мной.

Горничная прикрыла лицо маленькой ручкой. На ее запястье виднелись синяки в форме отпечатков пальцев.

– Куда они собирались? – В голове у меня загудело.

– Не зна-а-аю, – взвыла Лилли.

– Где Агриппа?

Клянусь Богом, я заставлю его пожалеть о содеянном.

– Кажется, в библиотеке.

Ди помог Лилли подняться с пола и усадил на стул, а все остальные кинулись вниз. Я вошла в зал первой. Агриппа развалился в кресле перед камином, погруженный в свои мысли. Увидев меня, старик вскочил на ноги. Мы впятером встали полукругом, перекрывая ему выход. Я наставила Кашку Агриппе на грудь.

– Что вы сделали с Руком? – Я изо всех сил пыталась не сорваться на крик.

– Господи, что ты тут делаешь? – Старый чародей выглядел не столько рассерженным, сколько ошеломленным. – Что все это значит?

– У меня так и чешутся руки толкнуть вас прямиком в камин, – прорычал Магнус, становясь рядом со мной.

– Вы не знаете, кто она, – тихо сказал Агриппа.

– Колдунья? – фыркнул Вольф. – Думаете, нам не все равно?

– Она – одна из нас! – крикнул Ламб.

Они с Вольфом встали по бокам от Агриппы, и мы все замкнули его в кольцо.

– Где Рук?! – Я была в бешенстве.

– Он сказал, что это единственный способ, – пробормотал старый магистр. Судя по выражению его лица, он разрывался между страхом и скорбью.

– Зачем он ему? – спросил Блэквуд.