Но принц Ла Фириз прервал его, говоря:

– Молю тебя, согласись, а то совсем пристыдишь меня. Как бы я ни поступил в Карсэ, я этим отплатил тебе за то, что ты спас мне жизнь в Лиде Нангуне. Счет между нами сведен. Не думай больше об этом, и не отказывайся взять меня в Бесовию. Я лишь не пойду с тобой в Карсэ, ибо хотя я начисто порвал с Колдунией, я не смогу обнажить меч против Корунда и его родичей, а также против моей сестры. Будь трижды проклят тот день, когда я отдал Корунду ее белую руку! Она владеет многим нашим добром, но главное – то, что она владеет нашими сердцами. А свое сердце она отдала Корунду вместе с рукой. В мире много странного.

– Ла Фириз, – сказал Джасс. – Мы не пренебрегаем обязательствами перед тобой. Но я должен идти своим путем. Я дал нерушимую клятву в том, что не сверну ни влево, ни вправо, пока не освобожу дорогого брата Голдри из плена. Я в этом поклялся, а то бы не пошел в тот неудачный поход на Карсэ и не попал там в крепкие оковы. Ты тогда меня вызволил. В этом решении меня не смогут поколебать никакие силы, ни уговоры друзей, ни несправедливые обвинения. Когда я выполню то, что задумал, то не будет нам покоя, пока мы не отвоюем для тебя законное твое королевство Пиксиленд, и наши добрые чувства к тебе будут подкреплены многими дарами.

– Ты правильно делаешь, – сказал принц. – Я бы осудил тебя, если бы ты поступил иначе.

– И я тоже, – сказал Гасларк. – Думаешь, мне не тяжело видеть, как моя прелестная юная кузина, принцесса Армеллина, тает и бледнеет с каждым днем? И все из-за тоски по любимому лорду Голдри Блажко. Ее мать очень хорошо ее воспитала, ей не было ни в чем отказа, ибо для такой благородной и утонченной натуры не может быть слишком много нежности. Я считаю, что сегодня лучше, чем завтра, а завтра лучше, чем послезавтра, чтобы поставить паруса и поплыть в длиннобережную Бесовию.

За все это время лорд Брандок Дах не произнес ни слова. Он сидел, откинувшись на троне из слоновой кости и хризопраза, то поигрывая золотыми кольцами, то теребя золотистые завитки усов и бороды. Потом он зевнул, встал с трона и стал шагать взад-вперед, заложив меч за спину, так что с одной стороны торчал конец ножен, а с другой – гарда, украшенная драгоценными камнями. Пальцами он словно наигрывал какую-то мелодию на швах богатого розового дублета, обтягивавшего грудь. Лучи весеннего солнца будто гладили его, по мере того, как он переходил из света в тень и снова в свет, падавший из высоких окон. Словно сама весна радостно смеялась, видя в нем своего сына, одетого изящно и красиво, и до самых губ и глаз переполненного жизненными соками, как почки, готовые расцвести в рощах Бранкдейла.