В итоге, хотя Тимара больше не гребла в лодке, а путешествовала на палубе баркаса, ее не оставляла усталость. Смертельная усталость, до ломоты в костях. Руки ныли, а спина болела вокруг незаживающей раны. К этой боли девушка уже начала привыкать и почти не вспоминала о ней, пока случайное прикосновение не пронизывало ее острой мукой. Тогда Тимара украдкой оглядывалась по сторонам и, удостоверившись, что никто на нее не смотрит, запускала руку под рубашку, осторожно ощупывая кожу между лопатками. Горячая. Опухшая. И посередине какая-то неприятная, покрытая струпьями борозда, от которой Тимаре становилось не по себе. Ее едва ли не радовало, что Татс с ней больше не разговаривает, не говоря уже о ласках и поцелуях. Ей непросто было удержать его беспокойные руки подальше от спины, и к тому же этот запрет совершенно сбивал его с толку. Зря она ему мешала – если бы он наткнулся на эту болячку, то мигом бы охолонул.

Тимара вздохнула. Ей снова вспомнился Рапскаль. Уже не в первый раз она мучительно затосковала о нем. Будь он жив, то сегодня вечером сидел бы с нею рядом, болтая о каких-нибудь глупостях, бодрый и радостный. Он был ей другом без каких-либо обязательств или ожиданий. Тимаре не нужно было что-то делать, чтобы нравиться Рапскалю, а он никогда и не сомневался в том, что нравится ей. Дружить с ним было так легко… Ей очень этого не хватало. В особенности сегодня.

Тимара обернулась и окинула взглядом палубу. На ночь все хранители собрались на борту. Некоторые сидели на крыше надстройки. Сперва ребята играли в кости, пока хватало света, чтобы рассмотреть кубики, а теперь Бокстер мучил всех рассказами о пряных рулетиках, какие пекла его мать. Сильве с Кейзом и Алумом, устроившись вокруг груды камышовых корней, сдирали с них грубую верхнюю кожицу и передавали Беллин, а та рубила их на кусочки для будущего завтрака. Тимара понимала, что ей хорошо бы пойти и помочь им.

– Грефт… Можем мы с тобой поговорить?

Девушка обернулась на звук голоса Татса. Он с Харрикином стоял за спиной Грефта. А она и не заметила, что тот прислонился к борту неподалеку от нее. В последнее время он держался тихо, замкнуто и враждебно по отношению к остальным хранителям. Ей казалось, что лучше его просто не трогать. И кому еще, как не Татсу, пришло бы в голову его тормошить?

– Ты уже начал. С чего теперь останавливаться? – язвительно отозвался Грефт.

Он с трудом выговаривал слова. Может, губы деревенели. Тимара слышала, что такое случается с людьми, сильно заросшими чешуей. Прошло несколько дней с тех пор, как его ударил капитан. Разбитый рот должен был бы уже зажить.