— Проблема в том, что я влюбился в тебя. Еще на Гаэре. Поэтому причинять боль тебе, все равно что кромсать на части собственное сердце, и даже больнее. И я оказался не готов к подобным… резким сменам вектора жизненных ценностей и приоритетов. На Рейтане любви нет. Есть страсть, желание, стремление обладать. Больше женщин — больше детей, а увеличения количества детей требуют и религия, и общество. Таким образом, нет одной женщины, их толпа. Практически стадо. Стадо, у которого не принято интересоваться, желает оно соития или нет. Такие решения принимает мужчина. Хочет — берет, не хочет — не берет. Удовольствие женщины — критерий, который имеет значение, только если того пожелает мужчина. Права отказывать у женщины нет в принципе, а в плохие ночи нет и такой возможности.

Я молчала, потрясенно слушая и в то же время отчетливо понимая, о чем он — мы с Саттардом были единственной парой в базарный день. Единственными, кто был вдвоем. Единственными, кто держался за руки…

— Шокирована? — максимально равнодушно поинтересовался сахир.

— Отчасти, — прошептала я.

Он улыбнулся, прижал к себе чуть сильнее и вернулся к работе.

Я лежала, чувствуя тепло его тела, и думала. Спрашивать о чем-то еще было… страшно и достаточно сложно, а сердце почему-то очень грели слова «я влюбился в тебя. Еще на Гаэре», и, несмотря на всю ситуацию, хотелось улыбаться. Просто лежать и улыбаться. И еще желательно ни о чем не думать…

Но…

— Я полагаю, будет лучше, если ты все же вернешь мне мою команду, — очень осторожно, подбирая каждое слово, произнесла я.

Не прерывая чтения и не глядя на меня, Арнар холодно спросил:

— Ты в этом уверена?

Помолчав немного, так же осторожно заметила:

— Я уверена в том, что есть проблема, которую не сможем решить ни ты, ни я.

Молчание было мне ответом.

— У тебя есть выходы на Багора, — уже вконец осторожно продолжила я. — Сейли и Гэс — его люди.

Сказала и осеклась, вспомнив, какую характеристику те же Сейли и Гэс дали самому сахиру Тени.

— А может, и не стоит, — выговорила наконец.

Саттард едва слышно хмыкнул.

Помолчал, продолжая изучать документацию, и вдруг сказал:

— Если я сорвусь и ты забеременеешь, рожать будешь на Гаэре и ребенка я не признаю никогда.

Несмотря на все понимание его мотивов, в душе все равно стало больно и как-то горько, но я послушно сказала: