– А своего отца? – поймал внука на слове король.

– Отец сможет справиться со всем, что выпадает на его долю как правителя Риентана.

– А как твоего отца? – продолжал допытываться дедушка.

– Моего отца? – вздернул брови в недоумении принц.

– Да, сможет ли он справиться с тем, что воспитал предателя?

– Воспитал? Предателя? – Губы Аштарака дрогнули в усмешке. – Простите, дедушка, но вас неверно информировали.

– И в чем же?

– В процессе моего воспитания этот мужчина не участвовал, – иронично заметил принц, закидывая ногу на ногу и с истинным наслаждением разглядывая своего отца.

Мужчина замер, не находя слов. Не ожидал, что его надежда и опора, которую он всячески выгораживал перед батюшкой, ответит ему подобным образом.

– Факта предательства ты не отрицаешь? – заметил венценосный дедушка. Очень тихо и спокойно. Я бы на месте принца уже бежала в космопорт.

– Отрицаю. – Аштарак тряхнул головой, откидывая мешавшую челку. – Если я виноват – я бы хотел заслушать обвинения. И, Танар, как там твоя девочка?

– В порядке, – гневно прорычал Косичка. Танару пришлось перехватить его за локоть, чтобы тот не начал делать глупости.

– Рад слышать. Я был так удивлен, когда узнал, что ей стало плохо. Люди настолько недолговечны. Зачем тебе вводить ее в семью? Век-другой – и статус твоей жены вновь станет вакантен.

– Речь сейчас не о Танаре, – оборвал череду замечаний принца его величество. – Аштарак, ты подтверждаешь, что регулярно подделывал отчеты горной разведки, умалчивал о наличии месторождений на Лейги, умышленно поставил Риентан в ситуацию сделки?

Мы замерли, ожидая все, что угодно, кроме:

– Да, – легко подтвердил Аштарак, как будто речь шла не о государственной измене и предательстве, а о краже леденцов из буфета. Впрочем, укради он конфет, на лице проступил бы стыд: негоже принцу конфеты тянуть, по статусу не положено. Не то что спутники отдавать!

Его величество шумно выдохнул. Он готовился к оправданиям, отрицанию вины или попытке свалить ответственность на кого-то еще, но хладнокровного признания из уст внука не предполагал. Аштадар также не остался равнодушным к заявлению сына, с силой сжал подлокотники кресла и закрыл глаза. Губы беззвучно двигались, как будто он считал. Наконец, дойдя до нужной цифры и погасив первую вспышку ярости, мужчина поднялся и как будто впервые посмотрел на собственного отпрыска.

– Объяснись, – потребовал он, подступая к сыну.

Наверное, я бы чувствовала себя неуютно, если бы надо мной кто-то так навис, но Аштараку, казалось, было абсолютно все равно. Его интересовал лишь собственный маникюр, изучению которого он уделял больше внимания, чем родному отцу.