В «Дининой» жизни была простая, но привычная работа, был нелюбимый, но все же коллектив, была такая близкая мама и драгоценная бабушка.

В моей жизни не было ничего. Больше не было ощущения, что я чья-то дочь или чей-то друг. На любой коллектив мне было наплевать. Одиночество вдруг показалось теперь самой правильной формой существования — за какие-то несколько часов я прочувствовала его настолько хорошо, что, казалось, с блеском исполнила миссию всей жизни.

А ведь если вспомнить, если копнуть назад в прошлое, то подобный исход, наверное, не покажется неожиданным. Почему, начиная с незапамятных времен, лежа в детской постели, я постоянно повторяла про себя «Я особенная. Я отличаюсь от остальных». Зачем повторяла? Для кого? А, главное, с чего?

Когда с шести-семи лет я доросла до одиннадцати, то повторения подобной фразы стали чаще. Еще через пару лет они дополнились словами «Во мне Великая Сила». Какая сила? Кто тянул за язык, по какой причине эта фраза вызывала сладость и трепет во всем теле?

А одиночество? Была ли я хоть когда-то кому-то близка?

Нет, не так. Был ли на самом деле кто-то близок мне?

Даже если подобное ощущение появлялось, то быстро рассеивалось и больше не возвращалось. Те три парня, с которым я дружила за всю жизнь, с двумя из них даже спала, были ли они близки? Нет. Подруги со школы, института? Я не помнила даже их лиц. Тогда кто?

Я не двинулась с места даже тогда, когда за окном стемнело.

Зачем нужны таблетки, если чувства имеют тенденцию умирать и без них?

* * *

— Первая серьезная проверка на прочность, и ты уже треснула по швам? Узнала о том, что можешь влиять на мир, и сунула голову в песок?

Его слова били.

Они были не просто жесткими, они были жестокими. Дрейк стоял напротив — циничный, раздраженный, невыносимый. Я вдруг поняла, почему многие его не любили.

— Я всего лишь сказала, что не в настроении для шопинга.

— Конечно! Ты просто спряталась в скорлупе: «О, мир! За что отринул ты меня?» Сидеть и жалеть себя тепло и приятно. Не правда ли? А так же гораздо проще, чем признать о себе правду и работать над развитием способностей. «Кому они нужны, если я стала такой… одинокой?» Так?

Сука.

Он знал куда давить. Сидеть в скорлупе с ним было невозможно: ухмыльнется и сядет сверху задом, не раздавит, так выдавит. Хотя направленность действий начальника была понятна: любыми средствами изгнать из настроения апатию.

Ему удавалось. Я тихо закипала.

Он же, будто не замечая произведенного эффекта, заводился все больше.

— К прыжкам ты, значит, уже привыкла. То, что твое тело перевоссоздается по желанию мысли в новом месте, это норма. Приходя в здание Комиссии, по твоей милости переименованное в «реактор», ты уже не замечаешь, что вещи возникают из воздуха, что существуют карты созданных вручную Уровней — тебе это тоже норма. Когда твоя собственная рука проходит через стол, это непривычно, неприятно, но возможно. А когда вдруг оказывается, что ты и сама можешь кое-что из этого, то выдаешь шок девственницы, которую собираются дефлорировать искусственным путем. Что это за реакция, Бернарда?!