Этаж гремел, в воздухе плыл сладкий аромат, просочившийся снизу, душа танцевала в такт с любимыми мелодиями, принесенными накануне из дома. Как здорово иногда пересекать миры! В сумочке лежала карта памяти с записанной для Чейзера композицией — той, что он однажды услышал играющей в салоне, стоящей у супермаркета машины в моем мире. Ею оказалась песня «Garbage — Blood for Poppies», и, чтобы найти ее, пришлось стряхнуть пыль со старенького компьютера и около получаса порыться в сети. Зато теперь один зеленоглазый субъект точно должен мне прогулку на роскошном черном авто.

Фурии хохотали. Как только я освободилась, мы нашли новую забаву. Я подкидывала их к потолку, а они медленно и плавно спускались оттуда на маленьких раскрытых парашютах — этот номер они увидели во вчерашнем фильме и теперь с удовольствием практиковали.

— Ось! Ось! Ось! — раздавалось вокруг и означало не то «брось», не то «подбрось». Наверное, они могли и сами достаточно высоко прыгать, но почему-то совершенно балдели, когда к потолку их подбрасывала именно я.

Парашюты раскрывались разноцветные, а глазастики смеялись. Казалось, что от их смеха расцветал и звенел колокольчиками весь мир. У-у-ух! Полетел в воздух с реактивной скоростью Смешарик. Та-дам! Раскрылся новый купол — на этот раз зеленый, с оранжевыми узорами. У-у-ух — полетел другой! А теперь купол синий, с нарисованными на лазурном небе белыми облаками.

Почему-то вспомнилось, как в детстве, в дождливую погоду, я любила рассматривать зонтики прохожих — кто-то держал красный в клетку, кто-то коричневый с бежевыми узорами, кто-то с цветами, кто-то с орнаментом, кто-то однотонный, кто-то похожий на ковер…

Закончив проигрывать одну песню, динамики тут же наполнились звуками другой — на этот раз «Ole Ole!»

Запел радостный голос Питера Рене Баумана.

Если бы этот уроженец Швейцарии только знал, насколько правильные слова когда-то написал.

Я рассмеялась и продолжила подбрасывать к потолку хохочущих Смешариков; в комнату вбежала раскрасневшаяся Клэр.

— Дина… Ой! Какие парашюты! Я ничего не успеваю! Во сколько, ты говоришь, заедет Дрейк?

— В половину шестого.

— А уже почти четыре!

— Твой торт ведь почти готов. Я заходила на кухню пятнадцать минут назад, сама видела.

— Еще столько делать! Я прямо не знаю, за что хвататься!

Она всплеснула руками, и я в который раз за этот день восхитилась ее преображению — предо мной стояла не прежняя, стянутая тысячью узлами, сухопарая, сдержанная Клэр, а милая взволнованная молодая женщина, не способная привыкнуть к собственной трансформации и оттого беспрестанно нервничающая.