– А между нами разве их нет? Никаких?

Он, кажется, улыбался. И, кажется, даже шутил.

– Ты имеешь в виду взаимную ненависть?

– У меня нет к тебе ненависти.

– Зато она есть у меня!

Яна вдруг спохватилась, что зря, наверное, злит его – психа. А вдруг его шестерни снова застопорит не в том положении, и тогда начнутся настоящие пытки? Так прямо и не пошлешь, а послать ой как хотелось – прямо яд с языка капал. Пришлось урезонить собственный разбушевавшийся норов и ответить сдержанно, почти ласково.

– Мой ответ – нет. Я не желают с тобой спать.

У мужчины в куртке поджались губы – на секунду он стал пацан-пацаном. И она вдруг не удержалась, взвилась вновь:

– Что – отказ тебе не по душе? Как насильно в машину запихивать, так это нормально? Как тащить на квартиру, связывать, держать взаперти – тоже нормально? А как «нет», так сразу обидно стало? А мне, думаешь, не обидно целый день здесь сидеть без нормальной жратвы, питья и телевизора? Вопросов тебе не задавай, разговорами не отвлекай, без веревок по квартире не гуляй – привык все силой? Так в чем же проблема? Вот и продолжай…силой, чего уж там…

И она фыркнула, зло отвернулась и по-бульдожьи, совсем непривычно для девчонки, сжала челюсти; на бледных щеках алели бордовые пятна.

– Я никогда не брал женщину силой, – тихо и неестественно ровно ответил Сиблинг. Его взгляд, такой же ровный, как и речь, упирался в стену над ее головой. – Не делал этого. И не буду. И потому спросил.

«Нет, – говорил ее гордый вид, дерзко вскинутый подбородок и сжатые до побелевших костяшек пальцы. – Нет, нет и нет!»

Джон вздохнул.

– А поцеловать меня ты можешь?

Она смотрела на него не как на больного, но как на человека, за день доставшего ее до самых печенок, – ну сколько можно?

За окном на город опустились сумерки; вот уже много часов послушно молчал у стены телевизор, на его выпуклом экране отражалась искаженная комната: стоящий у окна мужчина, сидящая в кресле женщина – абстрактно прорисованные импрессионистом серо-коричневые фигуры.

– Мне это… нужно.

«А больше тебе ничего не нужно?» – хотелось съязвить вслух, но Яна, верная данному самой себе обещанию больше не злить похитителя понапрасну, стойко держала язык за зубами.

– Один поцелуй.