Я с пристрастием осмотрела его внешний вид, отметила ослабленный галстук и расстегнутые верхние пуговицы на рубашке. Грейн улыбнулся кому-то по дороге, отшутился еще от кого-то, затем добрался до своего места и бухнулся на стул.

– Где был? – спросила я.

– Маленькая, это неприличный вопрос, – усмехнулся он.

Дверь снова открылась, вернулась хищница. Ее взгляд остановился на Роме, он вроде бы не отреагировал, но мои подозрения усилились. Мне вдруг показалось, что игнорирование Грейна какое-то нарочитое. Хищница вернулась на свое место. Я нервно передернула плечами и стиснула зубы на ногте. Так я делала, когда нервничала.

– Радость, что такое? – спросил Дима, наклоняясь ко мне.

– Ничего, – ответила я и снова покосилась на Рому.

Он почувствовал мой взгляд и обернулся, тут же тепло улыбнувшись.

– Инночка, что-то случилось? – встревоженно спросил он, когда я не ответила улыбкой.

– А что-то случилось? – спросила я и перевела взгляд на хищницу.

Рома посмотрел на нее вслед за мной, девица состроила ему глазки и улыбнулась.

– Нравится? – ядовито спросила я.

– Да не меньше ста! – прервал меня возмущенный голос папы.

Я посмотрела на родителей и Лёлю. Мама стояла, уперев руки в бока, за ее спиной мельтешила бабушка. Вторая бабушка спешила на помощь отцу.

– Твоих родственников было не меньше ста, – снова уверенно заявил папа.

– Ты всегда был слаб в математике, – усмехнулась мама. – Гостей всего было тридцать, в тридцати сто не умещается.

Оказалось, что Лёлик затеяла конкурс, в котором папа должен был ответить на вопросы, ответы на которые мама и написала на бумажке. Лёля растерянно моргала, глядя на моих родителей, входивших в раж. А уж если они входили в раж, соседи за стенкой затихали, чтобы не пропустить ни слова. Я показала Лёльке, чтобы она заканчивала конкурс. Та жарко закивала.

– Следующий конкурс, – с радужной улыбкой объявила она, подталкивая папу к его месту.

– Дим, – я посмотрела на своего мужа.

Ардэн понятливо кивнул и направился к моему отцу, приобнял его за плечи и отвел в сторону.

– Нет, а что? – продолжал возмущаться папа. – Один их дядя Гриша с его баяном за десятерых считается!