Глаза Свири слегка прикрыты, из-под густых ресниц сияет чистая зелень, а по щекам разливается румянец. Розовый кончик язычка Рины медленно скользит по губам, словно снимая, занося в память ощущения о первом поцелуе. Чувствую эмоции девушки, доносящиеся эхом по почти не работающей на суше внутренней связи: смущение, радость, робость, и с удивлением понимаю, что этот опыт для Карины — первый.

— А пыжилась-то, пыжилась, — улыбаюсь легко, и в голосе — ни капли осуждения: не тот момент сейчас, чтобы играть с психикой девушки. — Сразу бы сказала, что впервые — вот так вот.

А румянец на щёчках густеет.

— Ага, скажешь тебе, — в шёпоте госпитальера чувствуется недюжинное упрямство. — Тут же бы завернула до следующего курса…

— Я? С чего это?

Карина, подавшись вперёд, обнимает меня — и сдвоенным грузом мы падаем на тонкие простыни.

— Ну как же, — шепчет она, касаясь губами мочки, — мелкая, настырная и неопытная…

— Рина, — сложно поймать взгляд сквозь ресницы, но мне это удаётся. — Вот ты же умная, образованная девочка, а как ляпнешь что-нибудь, так хоть стой, хоть падай.

Пальцы девушки вытаскивают заколки, перебирают мои волосы. Движения мягкие, неторопливые — и совершенно непередаваемо офигенные. Хочется закрыть глаза — и мурчать, мурчать, мурчать!

— Ника, не спать, — девушка смеётся, щекоча горячим дыханием шею.

— Я не сплю. Я растворяюсь в удовольствии.

— Тогда не играй в одни ворота… флагман.

И столько в её голосе упрёка, что сонливость сбивает, как детскими граблями по этим самым.

Пальцы неторопливо расстёгивают первые три пуговицы блузы — ровно до той точки, после которой тесно сдавленные кружевами бюстгальтера полусферы грудей начинают идти на подъём. Карина полностью закрывает глаза, дышит прерывисто, а стоит только моим губам приступить к изучению открывшихся богатств — вздрагивает от каждого прикосновения. Скосив глаз, вижу, как пальцы судорожно сминают ткань простыни.

Впрочем, посторонние мысли быстро покидают голову под совершенно непривычным, но невозможно приятным слоем ощущений и эмоций. Тактильные ощущения — от молодой, упругой кожи, отдающей островками жара под прикосновениями пальцев и губ, звуковой фон — я и не знал, что звуки учащённого, сбивающегося дыхания девушки могут столь волнительным образом прокатываться по всему телу, заставлять мурашки маршировать по спине и приподнимать волосы на затылке… И запахи… Головокружительные запахи Рины просто гасят всё остальное: едва ощутимый запах апельсинов и луговых трав от волос, что-то неуловимо-кремовое, ласкающее обоняние — от кожи. По отдельности — просто приятные, а в целом — нечто сродни мощному афродизиаку, капитально бьющему по молодому, переполненному горячими гормонами, и, как уже совершенно отчётливо понял, страдающему от недостатка ласки организму.