— Я Ример Ан-Эльдерин! — Голос Римера разлетелся по помещению. Он говорил так, будто внутри него образовалась огромная пустота и в ней возникло эхо. Имлинги замерли. Некоторые со страхом смотрели на трещины в том, что осталось от стен, но любопытство было сильнее страха. — Я сын Гесы, дочери Илюме из дома Ан-Эльдеринов. Я здесь для того, чтобы предъявить свои права на кресло.
Эйр шагнула ему навстречу.
— Что ты сделал, Ример… — прошептала она. Её голос был почти неслышным по сравнению с его голосом, который разносил Поток. Но она попыталась. Осторожно. Как будто разговаривала с безумцем. — Во имя Все…
— Прекрати лгать, Эйр. Вы потерпели поражение. Урд мёртв. Сожран слепыми, которых он привёл сюда. Враг был среди вас каждый день, но вы этого не видели. Вы ничего не предпринимали. Я здесь, чтобы предъявить свои права на кресло.
Хирка стиснула зубы. Поток нёс его слова. Звук «с» рвал мышцы, «т» бил по скелету и отдавался по всему телу. Его голос заглушал всё остальное. Она не могла дышать. Она всё видела, всё слышала с необычной неожиданной отчётливостью. Ей хотелось кричать. Но кричал Ример.
— Дайте мне кресло или дайте мне Всевидящего!
Хирка услышала шёпот сотен голосов в зале. Такой же шёпот раздался, когда она сама предстала перед ними как дитя Одина. Некоторые имлинги носили гербы. Двоих из них, стоявших недалеко от возвышения, она видела в Равнхове. Они переглядывались и пытались скрыть улыбки. Как будто Ример только что не поиздевался над Вороном и как будто Хирка не умирала.
Но она умирала за Римера, и оно того стоило. Она была нужна ему сейчас. Он утратил связь с миром. Он стал чем-то другим. Члены Совета казались бледными тенями по сравнению с ним — он висел в воздухе, и очертания его фигуры были настолько чёткими, будто он высечен из камня. Он был чётче действительности. Сейчас Хирка боялась его. Боялась того, что он делает. Того, что он в состоянии сделать.
Она мечтала о том, чтобы Совет пал. Чтобы члены Совета заплатили за всё. За отца. За дни в шахте. За ложь и за раны у неё на спине. Сейчас, когда им оставалось стоять здесь всего мгновение, она испугалась последствий.
— Где Всевидящий? — спросил Ример.
Взгляды тысячи имлингов, собравшихся в зале, устремились на членов Совета и на Всевидящего, который молча сидел на посохе Ворононосицы. Больше никто не кричал. Все притихли в ожидании.
Ожидание время от времени переходило в страх. Страх, что Совет не справится с этим единственным заданием — не сумеет дать Римеру Ан-Эльдерину ворона, которому тот сможет поклоняться. Один из членов Совета призвал стражей и велел им заковать богохульника в цепи, но никто из стражей не шевельнулся. Никто не услышал приказа. Зал ждал. Ждал, что Всевидящий обнаружит себя, накажет богохульника. Хирка чувствовала, как Поток рассказывает ей о тех, кто уже понял. Она ощущала, как они ищут опору, и она заплакала бы о них, если бы могла. Их боль была слишком сильна и невыносима, потому что её испытывало множество имлингов.