Эйр первой из членов Совета преклонила колени. Ворононосица склонилась перед Римером, и остальные члены Совета последовали её примеру. Некоторые сделали это с большей неохотой, чем другие, но они не могли допустить, чтобы Ворононосица осталась на сцене в одиночестве. Хирка чувствовала, как через неё течёт отвращение Римера. Он презирал их, независимо от того, стояли они или преклоняли колени.

Последнее, что она увидела, — Хлосниан, который водил руками по стене. Он не видел ни Совета, ни Римера. Он совершил путешествие через каменные врата и нашёл самый большой и самый первый круг воронов. Всё остальное не имело значения. Его пальцы отдирали плитки, чтобы расчистить врата, которые до сих пор были скрыты от мира.

Потом Хирка почувствовала, как её колени коснулись пола. Она упала. Сначала на землю. Потом провалилась в Римера. И всё залилось светом.

Возвращение в Блиндбол

Возвращение в Блиндбол

Хирка парила над землёй. Ей снилось, что она умерла. Или только что родилась. Перед её глазами проплывали зелёные хвойные деревья и белые эльфийские поцелуи. Она уже видела такой сон раньше, когда Ример нёс её по лесу от Аллдьюпы, когда спас её от падения.

Она улыбалась. Ример не понял. На этот раз она провалилась гораздо глубже, чем в Аллдьюпу. Он не мог достать её оттуда. Никто не мог. Она упала внутрь. Она видела мир таким, каким он был. Видела себя саму такой, какой была на самом деле.

Она скучала по воронам. Где она? На миг Хирке показалось, что она застряла в пространстве между пространствами. В пустоте между камнями. Но потом она почувствовала ветер на своём лице, тепло несущих её рук, дыхание около уха. Здесь что-то было. Между камнями не было ничего, а вот здесь что-то было. Возможно, она спит в Шлокне.

Но ей уже снился такой сон. Она бывала здесь раньше.

Тело больше не принадлежало ей. Оно было опустошено. Хрупкая оболочка, которая могла разбиться от порыва ветра. Чужеродная полость за волчьими глазами. За ней наблюдают. За ней наблюдает вечность. Нечто очень сильное.

Ей уже снился такой сон.

Тени разговаривали. Она не слышала их, не видела, только ощущала их присутствие. А потом она погрузилась во что-то холодное.

Снова одна.

Это ей знакомо намного лучше. Одна — это не сон. Одна — это действительность, такая, какой была всегда. Ведь все одиноки.

В траве мигали огоньки. Её окружала зелень. Она превратилась в насекомое, уползла и спряталась в лесной земле. И теперь, когда это, наконец, произошло, она не испытывала никакой радости. Но и никакого горя. Всё так, как есть. Покой.