Мы еще не пришли туда, сказал он. Всё еще дальше.

Мне показалось, что он говорил уже не так уверенно, как прежде. Он взмахнул крыльями так, что во все стороны полетела листва, и сел на низкую ветку. Ему не нравится смотреть на меня снизу вверх: это древний инстинкт.

Пошли, сказал он.

Не могу сказать, сколько мы блуждали, искали, куда идти, где нам нужно оказаться; у меня есть лишь одно основание полагать, что времени на это ушло много, а не мало. Барбара, зная (или лишь вспоминая), как трудно ей было ходить, часто просила нас остановиться, чтобы отдохнуть, и мы останавливались, но на самом-то деле она не уставала, да и я тоже. То и дело я слышал за спиной, как она шепчет что-то ребенку, а потом молчит, словно слушает его ответы. Когда мы шли бок о бок, я рассказывал ей о Дарре Дубраули – истории, которые не решался поведать прежде: как и Дебра, она не любит Ворон, она это ясно дала понять, и то, что я передавал ей истории, которые, по моим словам, принадлежали ему, могло показаться жестокостью или легким помешательством.

Но здесь она слушала; иногда смеялась, и этот звук, похоже, раздражал лес и деревья.

Я рассказал ей, как Дарр Дубраули искал Ничто в землях ее предков (если он и вправду был там, а они были ее предками). Я рассказал ей, как он пересек море с Крачками, и она кивала, хотя говорила, что никогда не видела моря, только по телевизору. Я рассказал ей, как Дарр Дубраули попытался вернуть свою умершую подругу из вороньей страны мертвых, и она сказала, что вроде бы слышала похожую историю раньше, но о другом существе. И все это время Дарр Дубраули летел над нами и перед нами, или усаживался на голую землю, или шел, по-вороньи покачивая головой при каждом шаге и поглядывая то в одну сторону, то в другую. Услышал ли он, понял ли – этого я не знаю. Думаю, он уже начал отдаляться от нас. И это было правильно, потому что лишь он один (как я думал) все еще был среди живых.

Сколько бы ни ушло времени, наконец мы достигли последнего места, ибо оно существует, по крайней мере, существовало для нас.

Сам лес не изменился – изменился так мало, что можно было подумать, будто мы ходим кругами, а Дарр Дубраули не может здесь указать нам на подень или помрак. Но лес стал более… отстраненным и в то же время более знакомым, словно мы и ушли, и пришли в памятное нам место. Не знаю, как лучше это описать. Деревьев стало меньше, они росли дальше друг от друга, старые и больные. Трава выедена, молодые ростки подкушены знакомым образом. Потом на миг подул ветер, шевельнул ветки больших деревьев – здесь казалось, будто они указывают одновременно во многих направлениях множеством дрожащих пальцев и сами подняли ветер этим движением.