Он вошел как к себе домой, сложив за спиной руки, и остановился, когда заметил их.

– Шахзадэ[36] Ализейд, – спокойно поздоровался он на дивастийском.

Али был далек от спокойствия. Он потерял дар речи. Он моргнул, надеясь, вдруг в этот раз увидит на месте Афшина кого-то другого? Что здесь делал Дараявахауш? Он должен быть в Бабили с Мунтадиром, далеко отсюда, на другом конце Дэвастана.

Афшин изучил зал, как генерал изучает поле боя. Его зеленые глаза прошлись по стене с оружием, скользнули по манекенам, мишеням и прочей всячине, которой было здесь полно. Он снова посмотрел на Али.

– Наэда пуру мэхноас.

Что?

– Я… я не знаю дивастийского, – выпалил Али.

Дараявахауш наклонил голову, и его глаза удивленно загорелись.

– Ты не знаешь языка города, которым правишь? – спросил он на джиннском с сильным акцентом. Он повернулся к Каве и, развеселившись, ткнул пальцем в Али: – Спа снасатый ну хиат вакен гезр?

Джамшид побледнел, а Каве поспешил встать между Дарая-вахаушем и Али. На его лице читался откровенный страх.

– Простите наше вторжение, принц Ализейд. Я не знал, что это вы тренируете Джамшида. – Он положил руку на запястье Дараявахауша. – Пойдем, Афшин. Нам пора уходить.

Дараявахауш стряхнул его руку.

– Глупости. Это было бы бестактно.

На Афшине была туника без рукавов, открывающая черную татуировку, обвившуюся вокруг его руки. То, что он не прикрывал ее, говорило о многом, но едва ли тут было чему удивляться: Афшин был убийцей со стажем еще до того, как попал в рабство к ифритам.

Али наблюдал за тем, как он провел рукой по мраморным решеткам в трещинках, закрывающим окна, разглядывая разноцветные хлопья краски, отшелушивающейся от древних каменных стен.

– Твой народ не слишком хорошо следил за нашим дворцом, – заметил он.

Нашим дворцом? У Али отвисла челюсть, и он перевел недоумевающий взгляд на Каве, но старший визирь только с беспомощным видом повел плечами.

– Что ты здесь делаешь, Афшин? – не выдержал Али. – Ваш поход должен продолжаться еще несколько недель.