Ему хватило совести покраснеть.

– Нам не положено общаться с джиннами, в чьих жилах течет и человеческая кровь.

– Нет. Не положено шастать по человеческим городам и весям, совращать девственниц и развязывать войны. Нигде не сказано ни слова о том, что с ними нельзя разговаривать. – Джамшид замолчал, но он все еще колебался. – Говори, Джамшид, – потребовала она. – Назови меня дурой, тиранкой, но скажи что-нибудь.

Он заметно сглотнул.

– А зачем нам это делать? – выпалил он. – Это наш дом. Мы не несем ответственности за шафитов. Пусть джинны строят для них больницы. Почему именно мы, Дэвы, должны предлагать перемирие, когда они ничем его не заслужили?

– Потому что это наш дом, – осторожно ответила Нари. – И мы должны найти более действенный способ защитить наш дом и защитить всех в нем. Ты хоть представляешь себе размеры шафитских кварталов, Джамшид? Ты видел, в какой тесноте они живут? В Дэвабаде, наверное, шафитов больше, чем джиннов во всех племенах, вместе взятых, и мы не можем рассчитывать на то, что Кахтани придут на помощь и не позволят нам вцепиться друг другу в глотки. – Пять лет она жила с этими мыслями, укрепляясь в них день ото дня. – Всецело полагаясь на них, мы становимся уязвимыми.

Джамшид призадумался над ее словами.

– Сделай упор на это, – сказал он наконец. – Все сейчас напуганы. Убеди их, что это лучшее вложение в нашу общую безопасность.

Это я могу.

– Превосходно. А теперь мне пора на обход.

У Джамшида загорелись глаза.

– Отлично! А могу я…

Нари рассмеялась.

– Э нет. – Она показала на письменный стол. То есть Нари знала, что это был стол – в настоящий момент его поверхность была сплошь завалена стопками книг, беспорядочными заметками, разбросанными перьями, чернильницами и пустыми чашками. – К своим пациентам я тебя не подпущу. Сперва изучи все эти книги, а потом и поговорим.

Глаза Джамшида полезли на лоб.

– Все?