Пока Фройлих трудился, Хархуф смотрел на Исиду.
– Скоро, моя дорогая Шеметет, я смогу вновь насладиться твоею красотой и мощью, и вместе мы поставим мир на колени. – Он с любовью провел по статуэтке пальцами, нежно погладил по голове, и та тут же склонилась набок. – Странно. Так не должно быть.
Фройлих отвлекся от дел и приблизился.
– И правда странно, – пробормотал, опускаясь на колени, дабы взглянуть на основание статуэтки. – Ой-ой.
– Ты уже издавал этот звук. Плохой звук. Что происходит?
Фройлих попытался вернуть голову Исиды на место, но она отломилась и осталась в его руке. Хархуф вцепился в его плечо, крепко сжал. Было больно. Очень больно.
– Что написано на основании богини Исиды?
– Нетоксичный материал. Безопасно для детей.
– Что это значит?
Фройлих извивался в хватке хозяина, все еще пытаясь присобачить голову Исиды на место.
– Дело в том… только не психуйте. Музей не всегда работает честно, и некоторые мумии были не совсем настоящими. А также, боюсь, и некоторые их атрибуты.
Хархуф отпустил его и с такой силой отшвырнул статуэтку, что наполовину вогнал ее в одну из декорированных под камень стен. А когда замахнулся и на Фройлиха, тот пригнулся и рванул к дальнему концу кровати. Хархуф поднял над головой и разорвал на части динозавровое кресло. Пластиковые кости разлетелись по сторонам. Затем он подошел к комоду и его тоже разломал парой ударов. Фройлих так и сидел на корточках, перепуганный и встревоженный чуть больше, чем был готов признать.
Хархуф обошел кровать и уставился на него сверху вниз:
– Ты разочаровал меня, пес. И должен понести наказание.
Фройлих протянул ему газету, но хозяин отбросил ее прочь.
– Не знаю, чего вы от меня ждали. Я охраняю вещи и избавляюсь от случайных тел, но я не эксперт по антиквариату. Я просто выполнил ваш приказ.
Рука Хархуфа повисла вдоль тела. Он отступил к телевизору, на экране которого женщины в костюмах кроликов бросали дротики в мужчин в костюмах яичниц.
– Этот мир озадачивает. Дешевый, бесстыдный, он годится только для гамбургеров, чипсов в чашах и «тропических тройничков». Мне жаль вас. Жили никчемно, а теперь познаете ужасы, которые мы с возлюбленной на вас обрушим.
– Ужасы? – переспросил Фройлих, медленно поднимаясь на ноги. – А их обрушат на всех или верные рабы и псы получат поблажку, ведь мы так стараемся выполнять ваши вполне разумные приказы?
– Тех, кто служил мне, мучения постигнут самые незначительные, – великодушно сообщил Хархуф.