– Послушай. Ты ведешь себя, как приговоренный к смерти. Ты не в камере смертников. Когда мы приедем в Страну Рождества, ты будешь здоровее, чем когда-либо!
– Но если мне оттуда не вернуться – если я должен находиться в Стране Рождества вечно, – возможно, имеются вещи, которые требуется сделать раньше моего попадания туда. Могу я в последний раз пообедать?
– Что ты имеешь в виду? Думаешь, что тебя не будут кормить в Стране Рождества?
– А если пищи, которую я захочу, не будет в волшебной стране? Неужели там можно получить все что угодно?
– В Стране Рождества есть хотдоги, сахарная вата, какао и сосульки на палочках, которые всегда вредят моим зубам. Там есть все, что может захотеть ребенок.
– Мне нравятся початки кукурузы, – вставил Вейн. – С маслом. И пивом.
– Я уверен, что ты получишь кукурузу и… И что ты сказал? Рутбир? Самый луший рутбир на Среднем Западе. Самый лучший сарсапарель.
– Не рутбир. Настоящее пиво. Я хочу «Серебряную пулю» фирмы «Курс».
– Почему ты хочешь пиво?
– Мой папа сказал, что я выпью банку с ним на крыльце, когда мне будет восемнадцать. Мы с ним вмажем по одной на Четвертое июля и будем наблюдать за фейерверками. Я ждал этих моментов. Теперь такого никогда не случится. Еще вы сказали, что в волшебной стране каждый день Рождество. Значит, Четвертого июля не будет. Не очень патриотично для Страны Рождества. Мне нравятся бенгальские огни. В Бостоне у меня был бенгальский огонь.
Они проезжали через длинный низкий мост. Рифленый металл приятно шуршал под колесами. Мэнкс молчал, пока они не доехали до другого края.
– Сегодня ты очень разговорчив. Мы проехали тысячи миль, и сейчас я услышал от тебя больше, чем когда-либо. Давай посмотри, правильно ли я тебя понял. Тебе хочется, чтобы я купил тебе бокал пива на высокой ножке, початок кукурузы и фейерверк на твое личное Четвертое июля. Ты уверен, что больше ничего не нужно? Может быть, ты планировал гусиную печень и икру с твоей мамой, когда тебе исполнится двадцать один?
– Я не хочу свое личное Четвертое июля. Только бенгальские огни. И, возможно, парочку ракет.
Он помолчал, потом сказал:
– Вы сказали, что обязаны мне. После убийства моей собаки.
Последовало мрачное молчание.
– Да, я такое говорил, – признался Мэнкс. – Эта фраза вылетела из моего ума. Я не горжусь своим поступком. Сочтешь ли ты нас квитыми, если я куплю тебе пива, кукурузу и бенгальские огни?
– Нет. Но ни о чем другом я не попрошу.
Он выглянул в окно и посмотрел на луну. Она ощерилась тусклым серебром, безликая и далекая. Не такая импозантная, как луна Страны Рождества. Там все вещи были лучше, предположил Вейн.