Светлый фон
Снаффлупагуса

– Воображаемого друга Большой Птицы? – спросил ее отец.

Она почувствовала его улыбку в сгустившемся мраке.

– Мост не такой. Он не вещь, в которую нужно верить. Его способна видеть не только я. Если тебе нужно убедиться в этом, я могу вернуть его прямо сейчас, но… лучше подождать, пока не придет время отъезда.

Она бессознательно потянулась к щеке и потерла место под левым глазом.

– У меня в голове уже словно бомба взрывается.

– Тебе не нужно уезжать прямо теперь, – сказал отец. – Ты только что приехала. Посмотри на себя. Ты не в форме. Тебе нужно отдохнуть. Возможно, понадобится доктор.

– Если я буду отдыхать, мне понадобится госпиталь. А если меня увидит какой-нибудь доктор, он выпишет мне пару наручников и быструю поездку в тюрьму. Федералы думают… Я не делала того, что они думают. Что, возможно, я убила Вейна. Или что я замешана в чем-то незаконном. Будто он забрал его, чтобы преподать мне урок. Они не верят, когда я говорю о Чарли Мэнксе. Я их не виню. Мэнкс умер. Доктор даже выполнил частичное вскрытие. Я кажусь им долбанутой обманщицей.

Она посмотрела на него в темноте.

– С чего бы тебе верить мне?

– С того, что ты моя девочка, – ответил он.

Он сказал это так просто и нежно, что она больше не могла ненавидеть его. Ком выросшей неожиданной боли поднялся в ее груди. Ей пришлось отвести взгляд и глубоко вздохнуть, чтобы ее голос не дрожал от эмоций.

– Ты бросил меня, папа. Ты не просто ушел от мамы, а оставил нас. Я была в большой проблеме, а ты ушел.

– Через некоторое время я понял, что это была ошибка, – ответил он. – Но прошлого уже не вернуть. Так обычно все и происходит. Я просил твою маму вернуться. Однако Линда сказала «нет». Она имела на это право.

– Ты все же мог поселиться поближе. Я приезжала бы к тебе на выходные. Мы проводили бы время вместе. Я хотела бы, чтобы ты был рядом.

– Мне горько за свое поведение. Я не хотел, чтобы ты смотрела на девочку, с которой мы стали жить. В тот раз, когда я увидел вас вместе, то понял, что вы с ней не поладите.

Он помолчал немного, потом добавил:

– Не могу сказать, что был счастлив с твоей матерью. Не могу сказать, что наслаждался пятнадцать лет под ее осуждающим взором. Она всегда считала, что мне нужно измениться к лучшему.

– Но ты давал ей знать об этом своими зуботычинами, – сказала Вик. – Пару раз я сама это видела.

Ее голос задрожал от негодования.