– О чем вы обе там шепчетесь? – спрашивает Джордж, отрывая взгляд от микроскопа.
– О мальчиках, – отвечаю.
– О Марго Темплтон, – говорит Беас одновременно со мной и показывает ему язык.
В субботу утром, когда раздается звонок Беас, я добегаю до двери раньше Женевьевы.
– Начнем сначала, – говорю, отводя ее в мою комнату. – Тебе нужна одна из них.
Мы усаживаемся на пол, окруженные книгами, бумагой и ручками, и я даю ей одно из творений Женевьевы, посыпанное корицей и сахаром.
– Грязевая бомба.
Взамен она отдает свой блокнот.
– Вот все, что я нашла в сонетах.
Беру ее список и начинаю сравнивать со своим.
– А ты? – спрашивает она, кусая пончик, покрытый корицей и сахаром.
Тепло и надежда напитывают меня с каждой строкой ее находок, которые я добавляю к своему списку.
– Я искала две вещи, на которых споткнулась раньше, – говорю ей.
– Правильно. Зуб Фрейда. Ты знала, что есть что-то о змеином зубе в абзаце о снах в «Макбете»? – спрашивает она. Беас закрывает глаза и откусывает еще кусочек. – И знаешь, что я украду Женевьеву из-за вот этих вкусностей?
– Я нашла кое-что лучше для снов и зубов в «Ромео и Джульетте», – говорю.
В таком-то вот параде, по ночам, Царица Мэб в мозгу влюбленных мчится, — Любовные тогда им снятся сны; Иль скачет по коленям царедворцев —