Келси закрыла глаза, чувствуя, как слезы продолжают течь из-под закрытых век.

– Когда мы покончили с ужином, Барти предложил мне остаться у них на ночь, но я хотел уехать, пока не перестал дождь, который бы скрыл мои следы. Собрав свою седельную сумку, я зашел в дом, чтобы попрощаться с ними, и увидел вас троих в передней. Думаю, они и забыли, что я еще там. Они не видели ничего, кроме вас.

В животе у Келси что-то медленно и болезненно сжалось.

– Барти попросил: «Дай мне ее подержать». Тогда Леди Глинн передала вас ему, а затем сказала: «С этого момента это всегда будешь делать ты… Все нежности должны исходить от тебя». – «Почему?» – «Детям нужна любовь, Барти, но им нужна и строгость. Я уже вижу, что в этом от тебя помощи не дождешься. Ты начнешь потакать ей во всем, и она превратится в копию своей матери. Она должна ненавидеть одного из нас, хотя бы отчасти, чтобы потом с легкой душой уйти отсюда не оглядываясь. Чего она не знает, о том не будет жалеть».

Келси закрыла глаза.

– Они знали, госпожа. Они знали с самого начала. Они принесли себя в жертву, и вы должны не только оплакивать их, но и чтить их за это.

Келси зарыдала, радуясь, что Булава не пытается утешить ее или уйти. Он просто сидел рядом с ней, обхватив руками колени и не сводя взгляда с Кадделла, пока ее рыдания не перешли в редкие всхлипы и затем в медленные вздохи, со свистом вырывавшиеся из горла.

– Вам лучше вернуться в постель, госпожа. Мы завтра рано выезжаем.

– Я не смогу уснуть.

– Попытайтесь, и я не стану сильно ругать Пэна за то, что он позволил вам улизнуть.

Келси хотела было сказать, что ей все равно, но передумала. На обратном пути в Цитадель вся ее злость на Пэна испарилась. Она поняла, что это была лишь глупая детская обида, лишенная смысла… Такая, что всегда разочаровывала Карлин больше всего.

Оперевшись рукой на плечо Булавы, девушка поднялась на ноги и утерла лицо. Но, пройдя несколько шагов, она обернулась.

– А что ты потерял, Лазарь?

– Госпожа?

– Ты сказал Мерну, что все вы что-то потеряли. Что же потерял ты?

– Все.

Келси содрогнулась от горечи в его голосе.

– Но ведь ты приобрел что-то теперь?

– Да, госпожа, и я ценю это. Идите спать.