Подарок был жутковатый, но Келси так широко улыбнулась, что Булава смерил ее неодобрительным взглядом, а Веллмер продолжил:

– Шест высотой футов двадцать и вкопан так глубоко, что народ не сможет его вытащить, если только не придет с лопатами. Голова в идеальном состоянии, госпожа. Ее чем-то обработали, чтобы она не начала гнить.

– Неплохое украшение для лужайки, – заметил Булава.

Келси снова взглянула через парапет, вдруг преисполнившись уверенности, что Ловкач лично доставил подарок и сейчас стоит там, внизу. Ей хотелось увидеть его и сказать, что их сделка принесла даже больше пользы, чем он мог себе представить.

– Что нужно всем этим людям?

– Вы, госпожа, – ответил ей Булава. – Ваша мать никогда не осмеливалась выходить к народу и обычно произносила речи с этого балкона. Толпа начала собираться еще вчера, когда новость о вашем возвращении в Цитадель разнеслась по городу. Мой человек в Страже Ворот сказал, что многие из них провели здесь всю ночь.

– Но мне нечего им сказать.

– Придумайте что-нибудь, госпожа. Сомневаюсь, что иначе они разойдутся.

Она снова бросила взгляд на лужайку. Похоже, горожане устроились там надолго: она увидела палатки самых разнообразных цветов и почуяла запах жарящегося мяса. Издалека доносились обрывки песен. Людей было так много…

– Тебе слово, Джордан. Скажи им, что Королева здесь.

Глашатай прочистил горло с утробным рыком, характерным для мужчин постарше.

– Простите, госпожа, – пробормотал он, залившись краской. – Подхватил простуду.

Набрав в грудь побольше воздуха, Джордан перегнулся через парапет и крикнул:

– Королева Тирлинга!

Все собравшиеся на лужайке в едином порыве подняли головы и испустили такой рев, что Келси показалось, будто каменная кладка у нее под ногами затряслась. Перед ее глазами было целое море лиц, и все смотрели на нее. Положив обе руки на парапет, она так сильно наклонилась вперед, что Пэн на всякий случай схватил ее сзади за платье. Девушка подняла руки, требуя тишины, и подождала, пока уляжется последнее эхо. С того дня на Крепостной лужайке минула, казалось, целая жизнь, но сейчас, как и тогда, слова сами пришли к ней, вырываясь наружу.

– Я Келси Рэйли, дочь Элиссы Рэйли! – крикнула она.

Толпа выжидающе молчала.

– Но я также приемная дочь Бартоломью и Карлин Глинн!

Теперь снизу начала подниматься густая волна шепота и бормотания.