– Что бы ни случилось, мы точно будем вместе, пока мне не стукнет сорок три. Поэтому не волнуйся.
«Сорок три?»
– А что случится после этого?
– Не знаю, Клэр. Может, я выясню, как остаться в настоящем.
Он обнимает меня, и мы лежим неподвижно. Когда я просыпаюсь, уже темно, Генри спит рядом со мной. На пузырьке с таблетками блестят красные отсветы цифр электронного будильника. «Сорок три?»
27 сентября 1993 года, понедельник (Клэр 22, Генри 30)
27 сентября 1993 года, понедельник
(Клэр 22, Генри 30)
КЛЭР: Я захожу в квартиру Генри и включаю свет. Мы сегодня идем в оперу, на «Призраков Версаля»[81]. Опоздавших в Лирик-оперу не пускают на свои законные места, поэтому я волнуюсь и сначала даже не понимаю, что свет выключен, то есть Генри нет. Когда до меня это доходит, я начинаю злиться, потому что теперь мы точно опоздаем. Затем – мелькает мысль, что он мог исчезнуть. Но тут я слышу дыхание.
Замираю. Дыхание доносится из кухни. Бегу туда, включаю свет и вижу Генри, лежащего на полу, при полном параде, в странной, судорожной позе и с открытыми невидящими глазами. Я замираю, он издает низкий, нечеловеческий звук, это стон, который вибрирует в его горле, прорывается сквозь сжатые зубы.
– О боже, господи!
Звоню 911. Оператор уверяет меня, что «скорая» будет через пару минут. Я сижу на полу в кухне, глядя на Генри, и меня захлестывает волна злости. Нахожу в столе его записную книжку и набираю номер.
– Да? – Голос кажется высоким и далеким.
– Это Бен Мэттесон?
– Да. А кто вы?
– Клэр Эбшир. Послушайте, Бен, Генри лежит на полу, сведенный судорогой, и не может говорить.
– Что? Черт! Звони девять один один!
– Уже…
– Препарат симулирует болезнь Паркинсона, ему нужен допамин! Скажи им… черт! Позвони мне из больницы…