Клэр кивает с улыбкой, потом лицо искажается. Она хватается за живот и сгибается пополам, стон становится громче. Мы с сестрой держим ее. Клэр пытается перевести дыхание, потом начинает кричать. Появляется Эмит Монтегю и бросается к ней:

– Тише, детка, тише, успокойся…

Сестра сообщает доктору Монтегю необходимую информацию. Для меня это звучит как китайская грамота. Клэр плачет. Я прочищаю горло. Мой голос звучит очень хрипло:

– Как насчет эпидуралки?

– Клэр?

Она кивает. Люди заходят в палату с ампулами, иглами, шприцами. Я сижу, держа Клэр за руку, глядя ей в лицо. Она лежит на боку, всхлипывая, лицо мокрое от пота и слез, анестезиолог набирает шприц и вводит иглу в позвоночник. Доктор Монтегю осматривает ее и хмурится, глядя на изображение на мониторе.

– Что-то не так? – спрашивает Клэр. – Там что-то случилось.

– Сердцебиение частое. Ваша девочка очень напугана. Нужно успокоиться, Клэр, и ребенок тоже успокоится, хорошо?

– Так больно.

– Это потому что она большая, – говорит Эмит Монтегю спокойным, умиротворяющим голосом. Толстый анестезиолог с усами, как у моржа, устало смотрит на меня поверх тела Клэр. – Но сейчас мы дадим ей коктейль, немного наркотика, немного обезболивающего, и скоро ты расслабишься, и ребенок тоже, хорошо? – Клэр кивает. Доктор Монтегю улыбается. – Генри, вы как?

– Не очень, – пытаюсь улыбнуться я.

Мне бы не повредил коктейль, который они дают Клэр. У меня немного двоится в глазах; глубоко дышу, и это проходит.

– Вот, уже лучше, видишь? – говорит доктор Монтегю. – Это как маленькое облачко, которое проходит, и боль проходит тоже, мы уводим облако и оставляем у дороги, само по себе, а вы с малышкой здесь, так? Здесь хорошо, мы никуда не торопимся, никуда не спешим…

Напряжение ушло с лица Клэр. Глаза не отрываются от доктора Монтегю. Приборы гудят. В комнате полумрак. Снаружи сияет солнце. Доктор Монтегю смотрит на экран и говорит:

– Скажи ей, что ты в порядке и она в порядке. Спой ей песенку.

– Альба, все хорошо, – тихо говорит Клэр. Смотрит на меня: – Расскажи стихотворение о любовниках на ковре.

В первый момент я не понимаю, о чем речь, затем вспоминаю. Чувствую себя неловко оттого, что буду читать Рильке перед всеми этими людьми, так что начинаю по-немецки:

– «Engel! Es ware ein Platz, den wir nicht wissen…»

– Расскажи на английском, – перебивает меня Клэр.