Генри наклоняется ко мне, дотрагивается до ее лба и говорит:

– Альба.

Позднее

Позднее

КЛЭР: Первый вечер Альбы на этом свете. Я лежу на кровати в больничной палате, окруженная воздушными шарами, мягкими игрушками и цветами. На руках у меня Альба. Генри сидит по-турецки у меня в ногах и фотографирует нас. Альба только что закончила есть и теперь выдувает огромные пузыри из крошечного ротика и засыпает, маленький теплый комочек кожи и жидкости у меня на груди. У Генри кончается пленка, и он вынимает ее из фотоаппарата.

– Эй, – говорю я, внезапно вспомнив. – Куда ты исчез? Из родильной?

Генри смеется:

– Я надеялся, ты не заметила. Думал, что ты была так занята…

– Где ты был?

– Бродил среди ночи по своей начальной школе.

– Долго?

– О боже. Несколько часов. Начало светать, когда я вернулся. Там была зима, и отопление на ночь прикрутили. Сколько меня не было?

– Не уверена. Может, минут пять.

Генри качает головой.

– Я просто с ума сходил. Потому что бросил тебя, и я бродил кругами, как тигр в клетке, по коридорам Фрэнсиса Паркера… и я так… я чувствовал так… – Генри улыбается. – Но ведь в итоге все в порядке?

– Все хорошо, что хорошо кончается, – смеюсь я.

– Ты говоришь умней…[112]

Раздается негромкий стук в дверь, Генри кричит:

– Входите!

Входит Ричард и останавливается в нерешительности. Генри поворачивается и замирает: